— А какой голос у горного льва? — спросил я.
— Ну, похож на женский, — ответил дедушка. — Словно женщина вопит. Ты как, Лу, опишешь?
— Эге, друзья, голос у льва словно у женщины, — подумав, отвечал тот. — У женщины-вампира, зазывающей своего возлюбленного демона.
— Мы пойдем охотиться на льва, дедушка?
— Нет, оставим его в покое за милую душу. Не станем мы на него охотиться, с чего тогда и ему на нас охотиться. Кроме того, в округе он один-одинёшенек остался. Я и не подумаю его лишаться.
— Сейчас вот, по-твоему, он следит за нами?
— Если да, то ничего удивительного. — Дедушка потянулся и зевнул. — Не знаю, как вы, мужчины, а я устал. Кто-нибудь желает ночевать на койке в помещении?
— Хватит ли койки на троих? — ухмыльнулся Лу,
— Если и меня в серединку не класть, все одно не получится,
— Так давайте все спать снаружи.
— У костра, — добавил я.
— Вы, ребята, так и поступайте, — ответил дедушка, — а кому-то надо и койку использовать. Я на земле сплю уж семьдесят лет или около того.
— Пора привыкнуть, — заметил Лу.
— Привыкнуть привык, но удовольствия никогда не получал.— И пошел в клетушку. — Спокойной ночи, джентльмены.
— Спокойной ночи, — отозвались мы.
Потом, вытряхнув скорпионов и пауков, расстелили спальные мешки поблизости от костра и, сняв обувь и шляпы, забрались вовнутрь. Седла вместо подушек не подкладывали. В седле и сидеть-то жестко.
Я лежал и смотрел на звезды. Чудесные звезды. Чудесный день. Звезды будто затуманились, поплыли вдаль. Я заснул. Снились мне пропавший конь, светляки и пара желтых глаз...
— Билли!
Открываю глаза. Темнота.
— Просыпайся, Билли.
Я высвободил голову из спального мешка и поначалу подумал, что вовсе не спал. Потом заметил голубые полоски рассвета и пепел на месте костерка. В клетушке старик уже хлопотал, накрывал на стол. Доносился оттуда аромат ветчины и кофе. Дедушка снова выглянул из двери и крикнул:
— Подъем! За стол!
Я выпростался на прохладный утренний горный воздух. Дрожа, обулся в холодные, затверделые сапоги, отыскал шляпу, поднялся. Лу подводил лошадей. Я заковылял навстречу, помог привязать их возле хижины.
Старик стал бить большой ложкой в сковородку.
— Заходи, а не то сойкам выкину.
После завтрака кормили и седлали коней. Опять кому-то надо было идти за водой, вызвался я. Кое-что хотел проверить. Дважды сходил к роднику, на второй раз взобрался по скале на то место, где прежде таился лев. Никаких следов не замечалось, но обнаружил я, что пахло по-особому — семейством кошачьих. Нет, по-иному — озоном, летней молнией.
