Гончая. Гончая против Гончей | страница 29
— В смысле?
— Просто через девиц он выходил на толстосумов. Богатые туристы недоверчивы, им нужно предложить то, что компрометирует тебя, и взамен потребовать то, что компрометирует их. У такой публики это называется «борьбой за доверие».
— Вы хороший психолог, — похвалил я его. — А вам известно, что Безинский скончался?
Бармен резко отпрянул, на его смуглом лице отразились недоверие и испуг. Было видно, что удивление его не наигранно.
— Когда? — спросил он, словно это имело какое-нибудь значение.
— Четыре месяца назад.
— Он потом действительно испарился в последнее время. Я был уверен, что его накрыла милиция, думал, он теперь на государственном иждивении… Извините меня, товарищ Евтимов.
Он запомнил мою фамилию — все же у барменов не такая дырявая память, как у психиатров. Чего только не усвоит человек моей профессии!
— Безинский покончил с собой. Он, как говорится, перебрал, а потом наглотался снотворного.
— Не может этого быть! — Нетерпеливым жестом бармен отмахнулся от официантки. — В принципе, Покер не пил, точнее, выпивал ради того, чтобы время убить. Часами мог сосать пятьдесят граммов «кампари». Он был профессионал, товарищ Евтимов, и имел голову на плечах. И потом, зачем ему принимать снотворное, если он не привык спать по ночам?
— Если человек решает покончить с собой, — заметил я назидательным тоном, — он подбирает средства не сообразно своим привычкам, а сообразно тому, насколько его страшит смерть.
— Ну да, только зачем ему было кончать с собой? У него были деньги, девочки, безделье и свобода… Не могу поверить. Мы никогда с ним не дружили. Я знал его очень поверхностно… по службе.
Бармен не лгал, но это не помешало ему прикинуться глубоко опечаленным. У меня в бокале остался один лед, и он попытался мне долить, но я остановил его руку. Очень дорого стоили бы мне тогда мои служебные обязанности!
— И последний вопрос. Замечали ли вы, что Безинский страдает меланхолией или что в последние месяцы он был необычайно задумчив?
— Покер никогда не страдал ни чрезмерной веселостью, ни меланхолией. Я вам сказал, что он здесь работал и был профессионалом.
— Следовательно, вы не верите, что Безинский был способен так жестоко подшутить над собой?
— Мне это кажется абсурдным.
Я достал бумажник и вытащил новенькую купюру в двадцать левов. Бармен смущенно заулыбался, его темные глаза излучали нежность.
— Прошу вас, товарищ Евтимов, сегодня угощаю я…
— В жизни за все нужно платить, мой милый, — прервал я его строго. — И тебе не мешало бы об этом подумать!