Полутьма. Осторожно пробираюсь между людьми. Наконец нахожу свободное место прямо на полу. Усаживаюсь.
Из динамиков льётся дивная музыка, звучит хор, хрустальный детский голосок выводит «Аллилуиа, аллилуиа…»
Вокруг тесно сидят незнакомые юноши и девушки. Один из темнокожих парней почему‑то хихикает. Приятель пытается шёпотом урезонить его, затем начинает смеяться сам.
Свет полностью гаснет. Смолкает хор. Пауза для медитации.
Закрываю глаза. Пытаюсь довериться атмосфере храма, включиться в молитвенный настрой. И тут же впервые не во сне, а просто в темноте закрытых глаз возникает, проявляется лицо старого человека с короткой шкиперской бородкой. Взор его требовательно, повелительно смотрит в самую душу…
«Господи, помилуй, Господи, помилуй…» — шепчут мои губы. Ну скажи, пожалуйста, что это такое? Что за наваждение? Что за мистика?
В голове складывается, звучит чужим голосом фраза. Даже не фраза, а зов: «Должен ехать, куда хотел ехать».
Лицо старика размывается, пропадает.
Открываю глаза. Безмолвная процессия монахов в белых одеждах проплывает к двери у сцены.
Как ты думаешь, кем в глубине души считают себя эти монахи? Актерами? А нас — статистами? Или искренне верят, что здесь каждый раз перед завтраком и обедом происходит таинство единения человека с Богом? Без покаянной исповеди, литургии и причастия?
Я чувствую себя уродом, отщепенцем, и здесь выпадающим, выламывающимся из общего ряда, чувствую острую потребность исповедаться, хоть с кем‑нибудь посоветоваться, поговорить, поделиться сомнениями.
Не с кем.
В голове продолжает звучать — «Должен ехать, куда хотел ехать». Вместе со всеми иду к выходу.
Солнечно. На небе ни облачка. И в то же время ощущается приближение ненастья. Воздух влажен. Шелестят под ветром пышные кроны деревьев.
Надо идти обедать. Как в больнице. Или в пионерлагере. Снова стою в очереди к шатру.
Мимо вместе с Игорем проходит отец Василий, напоминает — через час встреча всех наших с братом Пьером.
Подхожу к раздаточному столу, за которым вместе с негритянками ловко священнодействуют Катя и Ольга. Они счастливы. Нашли себя здесь. Сноровисто наливают в одну миску суп, в другую накладывают второе, ставят все это на мой поднос.
— Вам сок или кофе? — спрашивает Катя.
— Кофе.
На этот раз нахожу свободный столик здесь же под шатром. И тотчас с нагруженным подносом подходит молодая незнакомка. Невысокая. Невзрачная. С тоненькими выщипанными бровями.
За едой разговариваем. На английском.
