— Ты спишь? — спросила Лючия, возвращаясь в темноту спальни.
Не обнаружив Артура, она прошла к застеклённой террасе и увидела, что он стоит у порога раскрытой двери. Смотрит на звёзды.
— Большая Медведица, — сказал Артур. — Орион, Плеяды… Остальное — незнакомое. Чужое небо. Небо Гомера.
Стало слышно, как внизу шуршат волны, накатываясь на мыс. Вдали, у неразличимого морского горизонта показались огни.
— Видишь? Это рыбаки?
— Нет. Корабль из Салоник на Крит. Это значит почти три часа ночи. Разве тебе не холодно? — Лючия распахнула пеньюар, натянула его края и на Артура, крепко прижалась. — Тебе хорошо?
Отдалённый крик петуха достиг ушей Артура. И он вспомнил: «Прежде чем пропоёт петух, ты отречёшься от Меня».
— Тебе хорошо? — переспросила Лючия. — Там, на постели было хорошо? Наверное, думаешь, я путана? Нет, молчи. Сейчас одна буду говорить. Утром твёрдо решила: нельзя тебя мучить. Ты не Тристан, я не Изольда. Раньше потому была сердитая, ударила, что не узнал во мне маму. Только женщину. Но это другое, это, как сказать? Пошло? Правильно?
Артур хотел ответить, но она ладонью закрыла ему рот.
— Молчи. Одна говорю. Что в постели было и будет — не главное. Чувствую: я старше тебя. Чувствую: не можешь понять. Tezzoro, пойми! Если поймёшь, если станешь сразу мой fanciullo, дитя, пусть и любовник, если поймешь… Я — твоя, как только захочешь, все эти звезды — твои.
Артур развернулся к ней.
— У тебя никогда не было ребёнка? Да?
— Не было. Только не значит. Не понимаешь, никак. — В глазах её стояли слезы. — Не понял. Не про то подумал.
Артур поцеловал оба её глаза. Лючия стояла перед ним в распахнутом пеньюаре, под которым белела ночная сорочка.
— Знаешь, Лючия, может быть, ты имеешь в виду то, о чём я подумал, когда были в гостиной: унизительно мало даёт природа мужчине и женщине, чтоб выразить любовь друг к другу… Человек в отличие от всех существ способен понимать мир и себя, но выражает любовь в конце концов так же, как звери.
— Да! Это близко, что хотела сказать. Почти. Только — не унизительно. Когда любишь — унизительно? Разве?
Артур крепко обнял её, притянул к себе.
— Нет! — Лючия изогнулась назад. — Тебе надо спать. Отпусти меня, per favore.
Но в тот момент, когда он стал разжимать объятия, сама приникла, шепнула:
— Все опять хочет тебя, fanciullo…
…Оба лежали без сил. Лючия нашарила его ладонь, положила себе под левую грудь. Сердце её колотилось так, что ладонь вздрагивала.
