Беатрис решительно открыла окно и распахнула ставни. В комнату хлынул живительный поток свежего воздуха.
— С тех пор, как я нахожусь в здравом уме, я все время сплю с открытыми окнами, Хелин, и ко мне пока еще никто не забрался — даже когда я была молода и привлекательна, — добавила она, стараясь шуткой сгладить сквозившее в ее тоне раздражение.
Но Хелин не улыбнулась. Она на мгновение зажмурила глаза от яркого света, потом взяла с подноса чашку и отхлебнула чай.
— Что ты сегодня собираешься делать? — спросила она.
— С утра поработаю в саду, а во второй половине дня встречусь с Мэй в Сент-Питер-Порте.
— Да? — с надеждой в голосе спросила Хелин. Беатрис и Мэй иногда, собираясь на прогулку или в магазины, брали с собой Хелин. Она очень любила общество Мэй, что и неудивительно, ибо Мэй была неизменно заботлива и обращалась с Хелин куда теплее и сердечнее, чем Беатрис. Мэй всегда живо интересовалась самочувствием Хелин, участливо и терпеливо выслушивала ее жалобы. Мэй никогда не раздражалась, не затыкала ей рот, как Беатрис, никогда не давала Хелин почувствовать себя докучливой старухой, которая только и делает, что действует всем на нервы. Мэй неизменно была очаровательна и мила. Но, к несчастью, не она решала, что и как будет происходить; тон здесь задавала Беатрис, а она никогда не горела желанием брать с собой Хелин.
Вот и сейчас Беатрис не сочла нужным ответить на исполненное отчаянной надежды «да?». Вместо этого она принялась наводить порядок в комнате Хелин. Беатрис убрала вчерашнее белье, достала из комода свежее и положила его на кресло.
— И что вы будете делать в Сент-Питер-Порте? — не отставала Хелин. — Пить кофе?
— Я никуда не езжу только для того, чтобы просто попить кофе, — нетерпеливо отрезала Беатрис. — Нет, нам надо сделать кое-какие дела. С нами поедет Майя. Она выберет подарок, который Мэй хочет сделать ей на день рождения. Да и я куплю ей какую-нибудь безделушку.
— День рождения у Майи будет только в следующем месяце, — брюзгливо заметила Хелин. К внучке Мэй она испытывала смешанные чувства, но всегда старалась быть беспристрастной. — И сколько ей исполнится?
— Двадцать два. По случаю дня рождения она устроит вечеринку, для которой хочет купить такой сексуальный костюм, чтобы мужчины бросались на нее, как пчелы на мед. Она сама так выразилась.
Хелин вздохнула. Приличная женщина не может испытывать ничего, кроме презрения, к распутному образу жизни Майи, но временами к этому презрению, к вящему удивлению самой Хелин, примешивалось нечто вроде зависти, прячущейся под пластами отвращения, негодования и нравственного неприятия, находящих удовлетворение в том, что Майе временами приходилось расплачиваться за свою необузданность — синяком под глазом, полученным от обиженного любовника, или болезненным вмешательством, избавляющим от нежелательных последствий бурно проведенной ночи. Майя уже сделала два аборта — во всяком случае, Хелин знала о двух случаях, но, возможно, их было и больше. Мэй по секрету поведала Хелин, что Майя — и в этом с ней не может сравниться ни одна женщина в мире — постоянно забывает принимать противозачаточные пилюли. Хелин была убеждена, что на всем Гернси — да и на всех соседних островах — едва ли найдется человек, готовый жениться на Майе, на женщине, которая ложится в постель почти с каждым встретившимся ей мужчиной. Нет, завидовать тут нечему! Но все же что-то продолжало грызть ее изнутри; Хелин не могла с уверенностью сказать, откуда являлось это чувство, да ей и не хотелось никаких объяснений, ибо знание означало неизбежную боль. Хелин пыталась утешить себя тем, что она была молода в иное время, что тогда жизнь подчинялась иным моральным ценностям, но и в этом случае она неизбежно упиралась в сравнение молодой Хелин с молодой Майей. И именно это сравнение каждый раз оборачивалось невыносимой душевной болью.
