Мальчишки живо растопили печку. Еловые дрова весело затрещали. Из железного бака с водой нацедили полный чайник — артельный, чуть не с ведро, и поставили на конфорку греть кипяток, между тем как отцы разбирались, где кому спать на нарах в другом углу вагона, и спорили из-за лучших мест, — кому внизу, кому вверху, а кто хотел непременно наверху и чтобы у окошка... Граев урезонивал спорщиков:
— Что вы, будто пассажиры, из-за мест ссоритесь. Не на курорт едете. Нам ведь жить в вагоне-то с полгода не пришлось бы, а вы как барыни во втором классе раскудахтались...
Споры утихли, и когда чайник вскипел, все дружно уселись — кто на скамейке, кто на табуретке, на чурбане-полене, а то и прямо на полу. Граев заварил в маленьком синем чайнике своего чаю и поставил его на печурку развариваться. Товарищи стыдливо копались в котомках и корзинах, доставая еду... Граев ехал не в первый раз и, посмеиваясь, сказал Марку:
— Ну-ка, Марк, вытряхивай мешок. Сколько у тебя лепешек. Четыре? Вот вам всем и по лепешке... Дай им.
Марк дал мальчишкам по лепешке, а отец его продолжал, обращаясь к товарищам:
— Это всегда вначале тайком жуешь... А потом все будем одно есть. Я и в казарме был, знаю. И на войне. Вытряхивай-ка, Андреев, — небось тебе жена целую соленую акулу в мешок засовала.
Андреев покачал головой и точно достал из корзины хвост, примерно, фунтов пятнадцать соленой семги...
— Я на нее и смотреть не хочу, — сказал Андреев: — осточертела.
— Вот всегда так. У тебя от соленой рыбы цынга, а другому соленого до смерти надо.
За Андреевым и другие все стали показывать, что у них есть, и наперебой потчевали и делились едой с товарищами.
В открытую справа дверь вагона видно было, как темные ели, кружась хороводом, бегут назад.
Ребята свыклись с вагоном скорее взрослых. Еще внизу спорили и ворчали о местах на нарах, но мальчишкам уступили после чая без спора места на верхних нарах у двух по одному на сторону оконцев с откидными железными ставнями и выдвижными изнутри рамами в четыре стекла. У правого по ходу окна устроились — Марк Граев и Сашка Волчок, у левого — Ленька Култаев и Петька телеграфист. Отодвинули обе рамы, высунулись из окна и смотрели по сторонам. На кривых, когда поезд изгибался и был виден весь до хвоста, где на штыре трепался зеленый сигнал, ребята скоро убедились, что в других вагонах есть их товарищи. Им из окон махали руками, свистали, высовывались чуть не по пояс, кричали что-то мальчишки с других станций. В поезде за стуком и лязгом почти ничего не было слышно; когда же маршрут
