— Ну, ужо приедешь домой, отъешься там в Самаре калачом, — не вырвется второй раз. Верно?
Марк молча кивнул головой.
Граев, загибая пальцы, продолжал весело:
— Семга, значит, будет — раз, соль будет — два, белая мука будет — три. А капуста, бабы, будет?
— Будет! Будет! — весело закричали и засмеялись бабы.
— Четыре. Значит, будет нам на чем листовики[4] печь. Эх, хорошо — корочка к капусте припекается! Ну, спасибо, товарищи-бабы. Помните: наша республика — крепость в осаде. Конечно, все это потом, что говорил товарищ Шестаков, сделаем, а сначала нам себя надо сберечь. Вот у меня от цынги рот шершавый, и язык еле ворочаю, и зубы...
— Ты бы поменьше их языком колотил, Граев...
— Верно, — не смущаясь проговорил Граев: — а потому и кончаю. Цынга — тоже наш враг, а потому и капусты не забывайте! А уж как там быть нам с мужиками, это мы сами, — може, и миром обойдется...
— А винтовка у тебя на спине зачем?
— Ну, если попугать, и попугаем кулака-мужика, а главное, против жулья, чтобы дорогой хлеба не отняли...
— Верно, Граев, — молодчина!
Из толпы слышались разные выкрики, он отгрызался, как умел, за него отвечали и другие из тех двенадцати, что стояли тесно плечо к плечу в дверях вагона.
За гомоном не услыхали паровозного гудка. Громыхая на стрелках, на станцию вкатился желанный и жданный маршрутный поезд двойной тягой, весь из одинаких американских на пульмановских тележках товарных вагонов[5]. Из полуоткрытых дверей вагонов видны были скучные, угрюмые лица рабочих, мало кто из них выскочил из поезда поразмять ноги и, пройдя по твердой земле, отдохнуть от вагонной тряски, что обычно делают пассажиры.
Паровозы отцепили, они взяли вагон станции «Белпорог» и прицепили его головным к поезду. В суматохе еще раз, наклонясь из вагона, Марк поцеловал мать, а поезд уже тронулся. Граев прижал в последний раз Лизу к груди и отдал ее на ходу бежавшей за вагоном матери.
Прогремела выходная стрелка; четко погромыхивая на стыках, вагон катился, визжа порой неокатанными еще бандажами по рельсам...
— Ну, ребята, засамоваривай...
Марк увидел вокруг себя знакомые лица — слесаря из депо: Петров и Данилин, конторщик Сивлов, машинист Андреев, — все свои, — а главное еще трое ребят, как он: Сашка Волчок с первой будки, Леня Култаев с водокачки и Петька, телеграфный ученик.
Посредине вагона была поставлена чугунная печурка с конфоркой наверху, чтобы поставить чайник. В одном углу было наложено плотно погонных две сажени коротко напиленных дров.
