Окоянов | страница 65
Но как же увлекательно и сладостно он пропагандировал этот грех! В умах местной молодежи, ничего кроме Евангелия да нескольких общеизвестных книг не знавшей, французская писанина производила неслыханный переворот. Ведь из нее фонтаном била лучезарная, веселая чувственная жизнь. Такая вкусная, такая притягательная. Настоящий запретный плод! Как хотелось каждому, узнавшему о ней, попробовать хоть чуть-чуть от этого веселья. Забыть лики икон, грозящих из темноты, что плотская измена – это преступление. Пожить, пожить всласть – вот к чему звал господин Мопассан, и этот лозунг его был неодолимо магнетичен.
Никто в Окоянове, в том числе и отец Лаврентий, не знал, что мусье Мопассан к тому времени уже сгнил от сифилиса, получив сполна за отказ от своего человеческого предначертания.
Никто не знал, да и знать не хотел. Чувственная, надрывная, полная плотских страстей и недозволенных поступков писанина пала на умы людей и завоевывала их. Она затмила Евангелие. А значит, отодвинула Бога.
Священник пошел в публичную библиотеку, существовавшую при земстве, и стал рыться в ее скромных анналах. Библиотека оказалась подобранной в соответствии с передовыми направлениями общественной мысли. Самыми зачитанными были произведения еще не преданного тогда анафеме графа Толстого. Вслед за ним шли Пушкин, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Чехов. Среди поэтов пользовались спросом Некрасов и Блок. Меньше спрашивали Брюсова и Бальмонта. На удивление слабый интерес проявлялся к произведениям Достоевского. Почти нетронутыми покоились на полках святоотеческие писания.
Стало понятно главное – публика не хотела литературы, требовавшей напряженной работы ума и души. Самым большим успехом у нее пользовались певцы земных страстей, которые и подготовили прорыв в русский разум господина Мопассана с компанией.
Земные страсти… Как получилось, что Анна Каренина стала кумиром русских женщин? Может быть, оттого, что находилась, как и многие другие, в семейном рабстве и ответила на это рабство своим, женским способом? Такое существует в российской жизни, это неоспоримо. Но, сделав из Карениной героиню, Толстой привел в движение целый пласт традиционной морали. И этот пласт начал двигаться в сторону эмансипации, против заповеди «жена да убоится мужа своего». Сегодня многие женщины уже глумятся над этой заповедью, выворачивают ее в примитивном смысле. Хотя настоящий ее смысл всегда будет истинным, особенно в годы лихолетий: муж – защитник и кормилец, жена – помощник ему в этой его работе. Если она противится мужу в этом главном деле – то мешает защищать и питать. Измена – не столько против мужа, сколько против Бога, ведь по его воле состоялся брак.