— Ох, доктор, слишком много для этого требуется! — ответила госпожа фон Шпрингенфельд.
— Это не так,— повторила она.— Что касается меня, то я исполнила бы все ваши пожелания, будь это в моей власти; я всегда делала для бедняков все, что могла, но в прошлую зиму у нас было много расходов, и сейчас я ничего не могу предпринять. Что же касается хлеба, то все зависит от управляющего, я не вмешиваюсь. В ближайшие дни приезжает мой муж; поговорим с ним и посмотрим, что можно сделать для облегчения этого бедственного положения. А пока возьмите и раздайте по собственному усмотрению.— С этими словами она вынула из письменного стола две пятигульденовые бумажки и, протянув их доктору, поклонилась. Это означало, что он может идти.
Доктор поцеловал ей руку и направился из замка прямо в сад к Сикоре. Он отдал ему полученные деньги, чтобы тот купил для Войтеха новую одежду и определил его в школу.
В замок приехал барин, и с ним много гостей, таких же любителей охоты, как и он. Начался шум, одно увеселение сменялось другим, голова госпожи фон Шпрингенфельд была полна забот, и она совершенно забыла о бедняках и о холере, и не было никого, кто бы напомнил ей об этом.
Холера еще не появилась среди состоятельной части городского населения, она свирепствовала только на насыпи среди бедняков и уносила одного за другим. У бедняков крещение и отпевание проходят тихо и незаметно. Похороны не привлекали внимания, и в замке совсем не замечали, что делается за его стенами.
Войтех чувствовал себя почти счастливым: портной и его жена относились к нему, как к родному, дети подружились с ним, он получил чистую одежду, постель и еду, ни в чем не испытывал лишений, ему недоставало только матери. Мальчик тосковал по ней и каждый день под вечер ходил на ее могилу помолиться и поплакать.
Кларка сдержала слово: каждый день в два часа дня Войтех получал горячую пищу, большие куски жаркого и всякого печенья. Но он не брал ничего в рот, а отдавал жене Сикоры, которая делила все поровну между ним и своими детьми. Его искренняя привязанность тем более радовала ее, что и они относились к нему так же.
Мать Клары заметила, что она делит с мальчиком свою пищу и выпрашивает еще кое-что у повара. Слуги видели, что она каждый день ходит в сторожку у ворот, но не говорили об этом, потому что у каждого из них были свои собственные заботы. Даже Сара не выслеживала Клару, как прежде; у нее было много работы с барыней, переодевавшейся по нескольку раз в день, были и свои личные дела, так как в замке находились слуги гостей и мамзель Саре хотелось поймать на удочку кого-либо из них. Она старалась принарядиться, прихорашивалась и зазывала их к себе, угощая изысканными лакомствами. Клара с ней не дружила, что было очень приятно Саре, так как Кларкина миловидность бросалась в глаза господам, и там, где она появлялась, не замечали мамзель Сару. Клара была вежлива со всеми, но ни на кого не обращала особого внимания — ни на господ, ни на слуг. Ей было приятнее всего посидеть вечером в комнатке матери или пойти с ней в сад либо в поле, где всегда случайно или не случайно их встречал писарь Калина и провожал домой.
