Только горожане последней категории не изменили своего образа жизни. Хотя они были благодарны господам за ежедневную миску супа, радовались, что мельник дешево продавал им отруби и муку на клецки или лепешки, но все же, чтобы насытиться, продолжали варить лебеду. Те, которым перепадало несколько грошей в неделю, должны были затыкать ими десятки дыр. За работой у бедняков не было времени думать о смерти, когда же они вспоминали о ней, она не страшила их — им нечего было терять. Слыша похоронный звон, они молились за усопшего, желая ему вечной радости. Веселый Иржик всегда напевал при этом свою любимую песенку: «Блажен тот, у кого ничего нет: он не беспокоится о том, куда что спрятать»,— и, когда Андулка упрекала его за то, что он радуется, говорил:
— А почему мне не радоваться, если бог благоволит ко мне,— он дал мне тебя, а после смерти даст небо.
— Подумай только, какие сейчас тяжелые времена, смерть так и косит людей.
— Ты с ума сошла; разве у нас не было того же испокон веков или ты слышала когда-нибудь, что смерть громко предупреждает, когда придет за человеком? Люди живут и не знают, долго ли им жить, скоро ли и где умрут — дома или в поле. «Поживем, умрем, мира не переживем»,— пропел Иржик, обращаясь к жене, и она, конечно, радовалась тому, что он поет, а не грустит.
Слух о холере скоро дошел и до замка. Госпожа фон Шпрингенфельд очень боялась смерти; она немедленно позвала врача, чтобы он последил за ее питанием, дал ей верное средство против холеры, посоветовал, нужно ли уехать из замка. Доктор не тратил много слов и не был шарлатаном; он коротко сказал ей, что уедет она или не уедет, никто не может поручиться за ее здоровье. Но он добавил, что особенно бояться нечего, потому что не так все страшно. Она спросила, откуда взялась эта болезнь, и доктор начал рассказывать о жизни бедняков.
Питание, жилище, всякие другие вещи все больше и больше дорожают, а заработная плата не повышается в такой степени, чтобы хватало на все необходимое; таким образом, чем больше одна часть населения богатеет, тем больше беднеет и страдает другая, а последствием нищеты и забот является в конечном счете смерть, которой так боятся господа.
— Почему богачи не открывают дверей своих складов и не продают беднякам хлеб по дешевой цене, чтобы они могли питаться как следует и поддержать свои силы; почему не строят домов, где были бы дешевые удобные квартиры; почему не откроют приютов для детей бедняков, чтобы не оставлять их на произвол судьбы в то время, когда родители работают; почему не откроют больниц, чтобы за больными бедняками был надлежащий уход и они хорошо питались,— тогда не было бы искалечено так много рабочих и они не умирали бы преждевременно от нужды. Почему, нанимая поденщиков, берут на работу того, кого голод заставляет работать за самую дешевую плату? Если бы на все это обратить внимание, не было бы такой нужды, горя и голода, не было бы столько болезней, такой нищеты, а самое главное — отпала бы необходимость жаловаться на испорченность нравов, всегда проистекающую из нужды и невежества.
