Тоска по родине - Божена Немцова

Перевод Ф. Боголюбовой и Н. Нагорной

Из сборника "Дикая Бара"

Государственное издательство художественной литературы

Москва 1954

Сидим мы однажды с Анечкой вдвоем и мирно беседуем. Я рассказываю о своей прекрасной родине, вспоминаю случаи из своей жизни, своих родителей, которые теперь тоскуют на чужбине.

— Охотно верю,— говорит Анечка. — Я хорошо знаю, что такое тоска по родине.

— А разве тебе приходилось когда-нибудь жить на чужбине? — спрашиваю я.

— Да, шесть лет тому назад я больше двух месяцев провела у дядюшки в Вене, который учительствует там уж двадцать восемь лет: он много раз писал, приглашая нас приехать к нему. Мать не могла поехать и поэтому послала меня, радуясь, что я, наконец, научусь какому-нибудь ремеслу, а также овладею немного немецким языком. Но я не могла там выдержать.

— Отчего же? Разве вам там плохо жилось?

— Вспоминая сейчас это время, я ругаю себя, что была так глупа и не осталась там, теперь я могла бы знать немного больше того, чем знаю. Но тогда я чуть не умерла. Как только я очутилась в Вене и увидела громады домов, суетящихся людей, услышала шум и грохот, мною овладела тоска, в ту минуту я бы предпочла вернуться в Домажлицы. Дядю я дома не застала, он был в школе; тетя меня встретила приветливо, подала мне руку, но я не понимала ни слова — она говорила по-немецки. Ошеломленная, я забилась в угол. Возвратясь из школы, дядюшка сердечно меня приветствовал. Хотя он и плохо говорил по-чешски, я не обратила на это внимания, лишь бы только не говорил по-немецки. Он спросил, знаю ли я немецкий. Я ответила, что нет.

— Ну, милая племянница, надо выучиться, иначе тебе плохо придется. С этого дня я буду говорить с тобой только на немецком языке, и ты незаметно научишься: тебя заставит необходимость, а она лучший учитель.

И вот наступили для меня печальные дни. Почти целый день я проводила у одной дамы, которая учила меня шить. Там были только немки, мы не понимали друг друга, и я сидела как без языка. И дома было то же! Трудно мне приходилось, и так продолжалось до тех пор, пока я не выучила самые простые разговорные слова. А сколько слез я пролила — известно лишь одному богу. Куда только дядя меня не водил: и к Шперлу в трактир, и в прекрасные сады, и в театр, но меня ничто не радовало; милее всего мне было бы очутиться дома и с подружками отправиться в костел св. Лаврентия или к Петровичам за сливками. Однажды, прогуливаясь в саду, я услышала чешские слова: «Пойдемте, друзья». В меня точно выстрелили, я бросила дядю и хотела туда побежать, но он сердито закричал по-немецки: «Глупая девочка, это неприлично!» Мне пришлось остановиться, но я долго еще смотрела вслед землякам, которые так утешили меня своими словами.