Андрей промолчал. Он снова опустил голову на колени и так сидел. Отдыхал. Отдыхал ли?
…А днем хоронили Герасима и Степаниху. Почти все население Паховки шло за двумя гробами. Безродный, тихий и смирный Герасим да старушка из чужого села. А все шли на кладбище провожать их.
Похоронную процессию охраняли десять вооруженных самоохранщиков. Впереди шли Андрей, Федор и Ваня, тоже с винтовками.
Когда насыпали холмики земли, постояли около них, помолчали. А Федор у могилы Герасима думал: «Он любил мать. Может быть, я сейчас хороню свою судьбу?»
— Отряд, стройся-а! — скомандовал Андрей.
Все десять вооруженных стали в шеренгу.
— Готовьсь! Пли!
Траурный салют далеко прозвучал по степи, как сигнал к бою.
…Вечером отряд самоохраны собрался в церковной караулке на первое собрание. Набралось пятнадцать винтовок, три нагана и два обреза. А бойцов оказалось двадцать шесть. Оружия всем не хватало.
— Какой же я, — к примеру сказать, вояка, если у меня в руках вилы? — первым спросил Семен Сычев, — Бить, то уж бить, как и полагается.
— Будет всем, товарищи, — утешил Андрей Михайлович. А Сычеву выдал последнюю винтовку здесь же. «Надежный мужик», — подумал он.
Крючков громко и отчетливо прочитал документ волостного комитета партии о назначении Андрея Михайловича Вихрова командиром отряда. Не было ни речей, ни лишних разговоров, ни шуму. Все было ясно: бить!
Матвей Сорокин и Семен Сычев, с винтовками в руках, подшучивали друг над другом:
— Ты, Семен Трохимыч, с этой штукойто на лыцаря похож. Только чугунной шапки нету. У лыцарей шапки чугунные. Во! — И Матвей показал, какие бывают шапки на рыцарях.
— Я-то что! Я в ерманской воевал, — добродушно отшучивался Семен. — А тебе в твоем обмундировании к винтовке-то метлу бы приделать: любой бандит в портки напустит от страху.
— И то правда, Трохимыч, — уже серьезно сказал Сорокин Матвей. — И метла стрельнет, если нутро того захочет.
— Хороша речь, Матвей Степаныч, — поддержал Андрей Михайлович.
— Землицу-то опять хотят к рукам прибрать. А она у нас должна быть, потому и стрельнет метла-то, — пояснил Матвей Степаныч.
— У нас, — уверенно и решительно подтвердил Сычев Семен.
Он сидел у стола, перед огнем, в новом коричневом пиджаке из домотканого халатного сукна. Картуз надет глубоко, прочно. Полные щеки выступали из окладистой бороды. Взгляд у Семена решительный.
В таком возрасте, от сорока лет, как Семену, и до пятидесяти пяти, как Сорокину Матвею, было в отряде пять человек. Остальные моложе. А самые молодые — Федор Земляков и Иван Крючков.
