— А теперь чего она хочетъ? — спросилъ я у параманы.
Но прежде, чѣмъ успѣла парамана отвѣтить, турчанка встала быстро съ дивана и, взявъ мою руку, воскликнула съ жаромъ:
— Ты, дитя мое, хочешь знать, чего я хочу? Чего я хочу, ты спрашиваешь? Спроси ты у меня самой, паликаръ мой молоденькій! Я хочу умереть въ Христовой вѣрѣ… Я хочу, чтобы св. Георгій Янинскій Новый исцѣлилъ меня, и хочу, чтобы перестала трепетать эта птичка живая, которая въ груди моей такъ дѣлаетъ… скоро, скоро, скоро. И потемнѣетъ въ глазахъ моихъ… И я падаю. А если мнѣ умереть судьба скоро, хочу, чтобы меня попы хоронили, не ходжи, попы… Вотъ чего я хочу, паликаръ ты мой, мальчикъ ты мой хорошій. И боюсь я турокъ, боюсь я быть съ ними, боюсь, что они или убьютъ меня какъ-нибудь, или настращаютъ меня, и издохну я въ грѣхѣ, какъ собака.
Священники возвратились задумчивые. Попъ Ко́ста сказалъ:
— Хорошо, теперь и самъ привелъ ее сюда днемъ черезъ огороды и дивлюсь только одному, какъ это насъ съ ней никто изъ турокъ не примѣтилъ… Днемъ, посудите! Попъ Ко́ста съ турчанкой бѣжитъ… Но въ митрополію черезъ базаръ вести днемъ?.. Базаръ — не огороды… Буря и погибель моя! что́ дѣлать? Мнѣ бы только до мощей св. Георгія Янинскаго довести ее. И тамъ бы я ее въ надеждѣ на помощь мученика оставилъ…
Пуще всего попъ Ко́ста не хотѣлъ, чтобы митрополитъ зналъ объ его участіи: не зная о немъ, онъ охотнѣе защитилъ бы турчанку. Всѣ предлагали свои совѣты. Отецъ Арсеній говорилъ: «пусть парамана ее отведетъ»; парамана говорила: «пусть одна дойдетъ; развѣ не ходятъ турчанки? Больше нашего по улицамъ гуляютъ; а я боюсь. Можетъ быть турки теперь ужъ узнали, что она съ попомъ куда-то убѣжала, и ищутъ ее»… Турчанка говорила ей: «Радость ты моя! Что́ мнѣ дѣлать?.. Теперь я боюсь одна итти… Разорвутъ меня турки!»
— Не разорвутъ! Зачѣмъ рвать! — сказалъ насмѣшливо попъ Ко́ста. — А лучше вотъ что́ я скажу… — И, взглянувъ на меня, онъ спросилъ: — Это кто такой этотъ молодчикъ?
Отецъ Арсеній сказалъ ему, кто я. Тогда попъ Ко́ста обратился ко мнѣ и сказалъ:
— Я тебѣ, молодецъ, скажу такое мое слово: сдѣлай ты душеспасительное дѣло. До вечера ждать нельзя; надо спѣшить, пока митрополитъ еще въ конакѣ у паши. Переодѣнемъ ее въ платье параманы; черный платокъ большой ей на голову накинемъ; и ты веди ее во имя Божіе и во славу Его!.. А мы слѣдомъ за вами съ отцомъ Арсеніемъ.
Прошу тебя, суди самъ, до какой степени должно было такое порученіе казаться мнѣ страшнымъ и какъ я содрогнулся, услышавъ такія слова.
