Подъ городомъ мирно паслись стада овечекъ, бряцая позвонками; и весь городъ какъ будто бы весело покоился въ радостномъ сіяніи яснаго зимняго полудня. И мое взволнованное сердце понемногу утихало и открывалось для болѣе утѣшительныхъ чувствъ…
Подъѣхалъ я къ высокой стѣнѣ, за которой была скрыта церковь св. Марины, сошелъ съ мула и сказалъ себѣ: «Теперь смотри, море́46 Одиссей!.. Ты самъ отцу сказалъ, что у тебя есть свой разумъ; а ты самъ знаешь, несчастная твоя голова, что начало всякой премудрости есть страхъ Божій. Смотри же теперь!»
Я разсѣдлалъ мула, поставилъ его на мѣсто и пошелъ поклониться отцу Арсенію. Старикъ принялъ меня благодушно и даже радостно.
— Теперь-то мы тебя яніотомъ настоящимъ сдѣлаемъ! — сказалъ онъ.
И и сталъ жить у него. Очень скоро привыкъ я къ тихому церковному двору. Мнѣ пришлись по вкусу его просторъ, его чистота, большія каменныя плиты, которыми онъ былъ мощенъ; понравились мнѣ и могилы около церкви: онѣ всѣ имѣли видъ деревянныхъ саркофаговъ, и во всѣхъ нихъ съ одного конца была стеклянная дверка, въ которой родные умершихъ зажигали лампадки. Когда вечеромъ въ темнотѣ за церковью сіяли эти кроткія звѣзды родственной любви, я думалъ, глубоко вздыхая, о чемъ-то и печальномъ, и пріятномъ, о чемъ-то дальнемъ, дальнемъ, и утѣшительномъ, и страшномъ… О чемъ?.. Теперь я понимаю, тогда я понять и сказать не умѣлъ.
Началъ я въ училище ходить. Увидалъ я тамъ множество дѣтей и большихъ юношей, такихъ же, какъ и я. Учителя хвалили мои познанія. Одинъ изъ нихъ заставилъ меня изложить на новомъ и простомъ греческомъ языкѣ отрывокъ изъ Гомера. Я изложилъ. Учитель былъ доволенъ и спросилъ: «Ты не ученикъ ли господина Несториди?» Я сказалъ: «Да, господинъ учитель, я ученикъ господина Несториди». — «Браво тебѣ, паликаръ ты мой, браво и наставнику твоему почтенному… Высокословесный человѣкъ твой наставникъ господинъ Несториди, онъ похвальба и слава нашему знаменитому Эпиру!.. браво тебѣ, браво!»
Потомъ учитель оставилъ меня и спросилъ у другихъ большихъ учениковъ:
— А что́ же это за боги эти у Гомера, которые всѣ бранятся между собой, какъ наши лодочники и носильщики, и всякому смраду грѣха и невоздержности всею безсмертною душою своей предаются?
Всѣ молчали. Одинъ изъ учениковъ сказалъ, наконецъ:
— Это все неправда. Это все глупости и сказки!
Хитрый учитель помолчалъ и потомъ вдругъ, обратясь ко мнѣ, сказалъ:
— Ты, загорецъ, скажи мнѣ одну вещь: ты кто такой… турокъ ты, или нѣмецъ, или армянинъ?..
