Я снова беру перо, мой добрый другъ. Я обѣщалъ тебѣ когда-нибудь, когда придется, еще и еще разсказать о моей юности, о первыхъ и робкихъ шагахъ моихъ на жизненномъ пути земномъ, загадочномъ пути, тернистомъ и прекрасномъ; на этомъ пути неудержимаго теченія, котораго и самый близкій, завтрашній ночлегъ сокрытъ для насъ за страшною завѣсой никѣмъ не разгаданной тайны…
Ты похвалилъ мои первые отрывки. Они понравились тебѣ больше, чѣмъ я ожидалъ, сознаюсь нелицемѣрно. Тѣмъ лучше. Твое сочувствіе ободряетъ меня. Не искусство мое нравится тебѣ, мой другъ, повѣрь мнѣ; тебѣ нравится правда жизни, изображаемая мной.
Я буду продолжать; но прошу тебя, не думай, чтобъ это было такъ легко и просто, какъ ты можетъ быть полагаешь.
Все это далеко отъ меня; съ тѣхъ поръ прошло лѣтъ десять. И я иной, и все вокругъ меня другое.
Теперь мнѣ скоро тридцать лѣтъ. Я женатъ уже второй разъ, женатъ по любви; я счастливъ въ бракѣ, ты знаешь — я не бѣденъ, я богатъ скорѣе. У ногъ моихъ играютъ наши дѣти.
Предъ окнами моими не долина Янины, не безлѣсныя горы тихаго, суроваго и живописнаго Эпира: предъ ними течетъ Дунай, извиваясь въ камышахъ по плоскимъ полямъ Добруджи и Молдавіи; не мулы, тяжело навьюченные, всходятъ медленно по каменнымъ уступамъ; здѣсь пароходы спѣшатъ опередить другъ друга съ шумомъ, свистомъ, дымомъ и толпой. Здѣсь паруса кораблей бѣлѣютъ предъ самымъ домомъ моимъ, а не снѣга далекихъ и родныхъ высотъ.
Другая жизнь, другіе люди, встрѣчи, чувства вовсе новые, иные, чѣмъ были тамъ, тогда!..
Ты помнишь ли, на чемъ остановился мой первый разсказъ?
Ты помнишь — я остался въ городѣ одинъ безъ отца и безъ матери, безъ покровителей и почти безъ денегъ… Добрый отецъ мой благословилъ меня и уѣхалъ въ Тульчу.
«Что-то ждетъ меня въ Янинѣ? Что-то ждетъ меня молодого, глупаго одинокого и всѣмъ теперь въ этомъ городѣ чужого?» такъ думалъ я, когда разстался съ нимъ въ хану.
Проливая слезы, возвращался я шагомъ на мулѣ къ городу, который такъ красиво разсыпался туда и сюда тихими и веселыми предмѣстьями по узкой и зеленой долинѣ, между двумя высокими стѣнами обнаженныхъ горъ. Озеро было тихо, и въ лазурныхъ водахъ его суровою и прекрасною твердыней воздвигалась турецкая крѣпость на дикихъ скалахъ, поросшихъ древнимъ плющомъ и кустарникомъ. На тонкомъ минаретѣ крѣпостномъ звалъ ходжа мусульманъ къ полдневной молитвѣ, и его голосъ, звучный, сильный и пріятный, издали долеталъ до меня…
