— Он наверху? — мрачно спросил Хрюша у пространства. Пространство ответило голосом Фили:
— Наверху.
— А чего делает?
— По кровати прыгает.
— А бабушка?
— Спит.
— Сгони его оттуда, а уж на полу я с ним разберусь. За это дам тебе потом поиграть. Главное у зайца отобрать.
Наверху Степашка гремел погремушкой, дразнился и корчил рожи. Филя залаял на него, Степашка плюнул весьма метко Филе на лысину и засмеялся еще громче.
Филя недавно перенес лишай.
Тетя Валя не просыпалась, усилился только ее храп.
Филя вспрыгнул на кровать — заяц очень ловко перепрыгнул на другую спинку, потом на полочку над изголовьем (там бабушка хранила стакан с замоченными на ночь зубами), оттуда в два прыжка по занавеске на карниз. Гремел там, показывал язык, складывал из ушей фигу.
— Ну, что там происходит? — нетерпеливо спрашивал Хрюша у Фили.
— Ушел, далеко. Мне дотуда не допрыгнуть, — отвечал Филя с досадой.
Хорошая, новая погремушка была предметом тайных вожделений всех бабушкиных игрушек.
— Эх, ну ладно. Каркуша! Хочешь погремушкой поиграть?
Каркуша хотела, да и все прочие тоже. На Степашку началась форменная облава. Каркуша летала вокруг и клевалась, Цап-Царапыч зловеще полз по занавеске и показывал клыки, Филя лаял, Хрюша в нетерпении бегал кругами по полу.
Какие-то маленькие игрушечные инопланетяне кружили вокруг зайца на летающих тарелочках и кричали:
— Кролик, сдавайся!
Прочие помогали чем могли. Степашка прыгал с карниза на трюмо, с трюмо (на минуточку) на пол, потом на зеркало, на иллюминатор, на спинку кровати…
Поднялся невероятный гвалт. К тому же вдруг страшно, с присвистом захрапела бабушка. Звуки носились по каюте и разбивались о надежную стену, выстроенную из бабушкиного храпа. Внутри этой стены бабушка спокойно спала.
Но снаружи-то такой надежной стены не было! И вот проснулись соколицы в соседней каюте.
Потом проснулись капитан, штурман и радист, чьи каюты были подальше.
С трудом пробудились в кубрике моряки, всю ночь напролет читавшие друг другу стихи.
Проснулся и кок Афанасий в камбузе.
Последним проснулся Алеша. А Дэн так и вовсе не спал.
Одним словом, проснулись все на корабле.
Терпели долгое время, пока Маша, наконец, не решилась постучаться в свою бывшую каюту.
Но только она пододвинулась к двери и приготовила костяшки пальцев, как все разом смолкло.
Маша с сожалением постучала себя по лбу (не пропадать же костяшкам) и пошла домой.
До утренних склянок оставалось полчаса.
В тетивалиной же каюте случилось такое.
