— Так-так! А имя-отчество покойного уже выяснили?
— Да. В морг заезжал бригадный адъютант, забрать тело. Он сообщил, что Сергеева-третьего звали Матвей Ардалионович.
— То есть обе известных нам буквы совпадают! А сами часы адъютант не опознал?
— Нет. Они ничем не примечательны, таких много. Зато я выяснил, откуда у скромного обер-офицера столько денег.
— Все-таки контрабанда?
— Не угадали. Это подарки вдовы генерала Федорова, бывшего командира бригады.
— Подарки вдовы? Сколько ей лет?
— Сорок восемь. А Сергееву было двадцать семь.
— М-да… — скривился Лыков. — Лучше бы уж была контрабанда…
Поляк и жмуд хмыкнули, потом Гриневецкий вернул брелок титулярному советнику.
— Ты дальше рассказывай, там еще интереснее.
— Папроча-Дужа сразу указала на того, кто принес эти вещи. Некий Эйсымонт Новец. Мелкий и ничем не выделяющийся вор. Но живет возле свалки! Его сейчас ищут и к вечеру, полагаю, доставят. Желаете присутствовать при допросе?
— Разумеется. Только сперва схожу на Медовую, переговорю наконец с судебным следователем, а от него сразу сюда. Прошу без меня допрос не начинать. Или выйдет слишком поздно?
— Эх, Алексей Николаевич, — вздохнул Гриневецкий. — Это вчера в шесть часов мы отправились по домам: был спокойный день. А сегодня… Убит русский, да еще офицер. И так в гарнизоне говорят, что сыскная полиция не ищет преступников, потому что в ней одни поляки! И вот второй труп с начала года. Некоторые вроде вас считают, что и третий… Спокойные дни кончились. Когда бы вы ни возвратились, все будет не поздно…
Алексей пришел к следователю вместе со своим помощником. Представил его и попросил рассказать о деле Емельянова с самого начала.
Черенков извлек тонкую папку казенного зеленого цвета и достал из нее несколько бумаг.
— Вот, собственно, и все дело. Что сыскные в первый день нагребли, тем и богаты. Два месяца прошло — ни улик, ни подозреваемых.
И следователь рассказал, что знал.
Тело ротмистра Емельянова обнаружили утром 13 марта, в католическое Благовещение. Это случилось на Окоповой улице напротив Жидовского кладбища. Труп лежал под забором, накрытый рогожей. Места там разбойные, не хуже московской Хитровки. Бывалый полицейский офицер ни за что не пойдет туда ночью один. Емельянов служил приставом Повонзковского участка три года и знал его наизусть. Он был смелый и твердый, никого в жизни не боялся, а вот уголовные страшились его как огня. Но даже с такой репутацией ротмистр не мог оказаться там, где оказался… С облавой или полицейской засадой — да, а один, по своей воле — ни за что. Ибо это уже не смелость, а глупое безрассудство, какого в характере пристава не наблюдалось.
