– Это вы, поэты, работаете на вечность, а нам это без надобности, – она натужно рассмеялась. – Эту бы жизнь прожить, а там…
– А ты, Руфь? Неужели откажешься? – Шлиман протянул чашу старушке.
– Я… – Руфь порывисто поднесла ладони к морщинистому лицу. – Да если бы ты мне это лет сорок назад предложил, а то ведь вот чего придумали, чтобы старой да немощной вечной становиться. Нет уж, я, конечно, Агасфера уважаю и вас всех люблю, но и я покой, какой ни есть, иметь желаю. Мужу моему предложите, он все– таки историк, вот пусть и живет для истории.
– Нет, – отмахнулся старик обеими руками. – Нет. Нельзя это. Не хочу.
– Охране предлагать? – Шлиман посмотрел на Ольгу, та отрицательно помотала головой и закрыла глаза, не желая видеть, что произойдет с волшебной жидкостью. – Тогда зачем же я туда чаю налил? – Шлиман вздохнул и поднес чашу ко рту.
Она была пустая.
Наверное, ни в одном доме никогда не было такого веселья при обнаружении в кухне одного свободного места, как в тот день в доме Агасфера. Воскресшего, но по– прежнему невидимого спецназовца обнимали и целовали, забыв о Святом Граале и предстоящей мистерии.
К обеду позвонили от Агасфера. Сам странник, как всегда, был занят очередными сверхсрочными и сверхважными делами и не побеспокоился бы о друзьях и родственниках.
Грааль вернулся на свое место в кладовке около кухни, и постепенно все начали успокаиваться и обживаться в новых и постоянно меняющихся условиях квартиры вечного жителя.
Шлиман чувствовал себя здесь, как в родной стихии. С хозяином он был на дружеской ноге, если конечно, кто-то вообще мог с уверенностью похвастаться его дружбой или доверием. Руфь он знал с того дня, когда она совсем юной, неопытной девушкой впервые переступила порог дома своей будущей семьи. Тихая и услужливая, она сразу же завоевывала любовь всех, с кем ей доводилось встречаться.
А для семьи Агасфера она была просто божьим даром, так что иногда Шлиман задавался вопросом, отчего хозяин даже не пытается сохранить ее молодость и силы. О том, завидовала ли она его молодости и вечной жизни, Шлиман не знал, а она никогда не задавала вопросов.
Еще в самом начале, когда сын Агасфера женился на Руфь, хозяин привел в дом молодую любовницу, яркую оперную диву. Словно превозмогая себя, Руфь спросила, не собирается ли старик сохранить свою пассию вечно юной и прекрасной, и, нарвавшись на один из огненных взглядов великого посвященного, умолкла.
Впрочем, уже через год Агасфер расстался с дивой и больше никогда не говорил о ней. Хотя и помнил ее, как помнил всех, кто когда-либо оказывался у него на пути.
