— Ты ошиблась.
— Почему ты вчера не пошла по магазинам? Не сделала запасы?
Я замерла. Мгновенно вспомнилась прошлая ночь. Планировалось, что я подремлю несколько часов, затем выйду и сожгу улики. Вместо этого я спала слишком долго и оставила мертвых волков в лесу. Теряю хватку...
Я нашла свое нижнее белье, запутавшееся в простынях, сунула ноги в брошенные джинсы и подобрала ту же самую футболку, которую надевала вчера. Я редко задумывалась о лифчике. Он мне без надобности. У меня его никогда и не было.
— Кхм.
Я взглянула на Джесси.
— Может, хочешь надеть какие-нибудь чистые вещи? — предложила она.
— А что не так с э… — Я посмотрела вниз и потеряла дар речи.
Штаны щеголяли полосами, которые могли бы быть ржавчиной, но мы обе знали, что это не так. Некогда белую футболку усеивали пятна сажи, грязи и свежие темно-красные потеки. Мне повезло, что никто не видел меня прошлой ночью выходящей из леса. Они бы решили, что я закапывала труп.
— Ты не слишком внимательно слушала, правда?
Я пожала плечами и сорвала с себя футболку, заменив ее другой из сумки. Джинсы я оставила. Переоденусь по возвращении. Они все равно станут только грязнее.
— Скольких ты убила?
— Девятерых, — солгала я, не желая упоминать бурого волка, которого оставила в живых. Предполагалось, что я буду тренировать Джесси, а не учить ее плохим привычкам.
Она широко распахнула глаза.
— Девятерых? Шутишь!
— В отличие от тебя, я не такая уж шутница.
Я заткнула пистолет за пояс, прикрыв его сверху футболкой, и направилась к двери.
— Пошли.
— Куда мы идем?
— Сжечь пару трупов.
— Ты их не сожгла?
Я вздрогнула.
— А еще громче не можешь? По-моему, тебя еще в Канаде не слышали.
— Манденауэр сказал, что мы должны сжигать их сразу же.
— Что ж, Манденауэр не все, черт возьми, знает.
— Да ты никак меня разыгрываешь.
— Уверена, мне это под силу.
Я открыла дверь и врезалась точнехонько в жесткую, словно стена, грудь Дэмьена Фицджеральда.
— Ох, — выдохнула я и шлепнулась бы на задницу, не подхвати он меня под локти.
— Привет. Прости. Ты в порядке?
Руки у него были грубыми и жесткими, словно в последнее время он много ими работал — иссеченные пальцы, въевшиеся в ладони мозоли. Разливая напитки, так не натрудишься. Как и поднимая тяжести.
Почему я находила его покрытые шрамами ладони такими завораживающими — черт, признаю, я находила их откровенно возбуждающими, — понятия не имею. Все что я могла: не потеряться в фантазии о том, как он проводит этими руками по каждому сантиметру моей обнаженной кожи.
