Звук шагов заставил его обернуться. В Детскую вошла Мэри Поппинс, на ходу застегивая передник. Сегодня все в ней — и резкие движения, и пронзительный взгляд темно-синих глаз, и вздернутый нос — все это казалось удивительно близким и родным.
— Мэри Поппинс, скажите, что я могу для вас сделать? — спросил Майкл, надеясь, что она попросит его о чем-нибудь огромном.
— Что хочешь, — ответила Мэри Поппинс с все той же особенной вежливостью, какую проявляла сегодня по отношению к Майклу с самого утра.
— Не надо, Мэри Поппинс! Не надо! — взмолился он.
— Что «не надо?» — спросила она с возмутительным спокойствием.
— Не говорите со мной так вежливо! Мне не нужно больше везения!
— Но ведь это то, чего ты хотел! — возразила Мэри Поппинс.
— Да, но теперь я этого не хочу! Хватит с меня! Пожалуйста, не будьте так вежливы и добры со мной! Будьте такой, как всегда!
Улыбка исчезла с ее лица.
— А разве я обычно не добра и не вежлива? За кого ты меня принимаешь — за гиену?
— Нет, Мэри Поппинс, не за гиену. Вы и вежливы, и добры. Но сегодня я хотел бы видеть вас сердитой. Так я чувствую себя гораздо безопаснее!
— Неужели? Интересно, когда я сердилась?
Говоря это, Мэри Поппинс, тем не менее, выглядела очень сердитой. Глаза ее сверкали, щеки пылали. И впервые все это не пугало Майкла, а напротив — приводило в восторг. Теперь, когда ледяная улыбка исчезла с лица Мэри Поппинс, Майклу было все равно, что произойдет. Ведь она снова была такой, как всегда, близкой и знакомой!
— А в особенности мне нравится, когда вы фыркаете, — отважился прибавить он.
— Фыркаю? — фыркнув, переспросила она. — Что за глупости?
— Да, вы тогда еще говорите «гм!», как верблюд!
— Как кто?
На мгновение Мэри Поппинс словно окаменела. Затем, придя в себя, она грозно двинулась вперед, живо напомнив Майклу те мгновения, когда на него в золотом дворце надвигалась целая стена ощетинившихся кошек.
— Майкл Бэнкс! — повысила она голос, с каждым шагом делаясь все выше и свирепее (ну совсем как кошачий Король!). — Вы смеете утверждать, будто я похожа на верблюда? Интересно, на какого? На одногорбого? Или, может, на двугорбого?
— Но, Мэри Поппинс, я хотел сказать…
— Все, на сегодня достаточно! Если я еще услышу хоть одну дерзость, живо отправишься в постель!
— Но я уже в постели, Мэри Поппинс, — возразил Майкл дрожащим голосом, так как к этому моменту и впрямь лежал в своей кровати.
— Сначала назвал гиеной, патом верблюдом! Что следующее? Горилла?
