е
согласовано
со светом». То есть мрак вроде не прочь убить твою Арбузову, но вот мнения света не узнал! Мило, да? А свет им, конечно, согласия не даст.
— Выходит, операция Бабани закончится благополучно?
— Думаю, мне бы сообщили, если бы ожидалось что-то печальное. Хочешь совет? Впредь не стесняйся спросить у меня, когда получишь какое-либо известие от мрака. Даже если тебе совершенно точно докажут, что два плюс два — пять, и даже принесут справку из Академии наук за подписью всех нобелевских лауреатов, все равно советуйся! По рукам?
— Сделай Alt + F4, — сказала Ирка, закрывая глаза.
— Чего?
— Ctrl + Alt + Del. Не говори мне ничего! Просто молчи!
Начиная беспокоиться, Эссиорх шагнул к ней:
— Надеюсь, ты не сделала ничего ужасного? Ничего не обещала? Ни на какие сделки не шла? Вспомни: важна любая мелочь!
— Н-нет, — выпалила Ирка. — Н-нет…
Ей хотелось поскорее увести Эссиорха от опасной темы, и она поспешно спросила его, известно ли ему о Запретных Боях и о Черной Дюжине, с которой будут биться валькирии.
Эссиорх помрачнел:
— Ты-то откуда знаешь? От Матвея?
Ирка кивнула. Вытягивать из Багрова правду пришлось клещами.
— Валькириям придется нелегко. Есть всякие усложняющие факторы!
Ирка заметила, что Эссиорх отводит взгляд. Кажется, судьба копья Таамаг больше не была ни для кого тайной.
— Тяжелые копья? — спросила она.
— Ну да.
— У них есть моя рунка! В ближнем бою лучше рунки вообще ничего не существует! Она вскроет любые щиты!
— Именно поэтому погибших Трехкопейных Дев никто не считает, — осторожно напомнил Эссиорх.
— Ты что, не слышишь? Рунке не страшен никакой щит!
— Щит вообще никому не страшен. Кого убили щитом? Не так уж и много. Умирают все от меча. — буркнул Эссиорх.
— Я пойду с рункой перед строем валькирий и проломлю щиты мрака! И в эту брешь хлынут копья валькирий! — упрямо сказала Ирка.
Это решение она приняла только что. Пусть Мамзелькина обвела ее вокруг пальца, но кое-чего не учла и она. Смерть обнуляет все клятвы.
— Видимо, ты это всерьез! Жаль, что тебя нельзя замедлить, — грустно сказал Эссиорх.
— Замедлить меня?
— Настолько, чтобы улитка казалась тебе проносящейся гоночной машиной. И вообще я иногда думаю, что и плохих людей не обязательно сажать в тюрьмы. Их тоже можно замедлить. Чтобы они пять тысяч лет решали бросить в кого-то камень. Пять тысяч лет поднимали бы его. Десять тысяч лет размахивались. А потом бы оказалось, что тот, в кого они хотели бросить, давно ушел.
