— Ни о чем не думай, только постарайся представить, что это твой ребенок и ты хочешь вдохнуть в него жизнь. Как дитя в чреве связано пуповиной с матерью, так и ты будешь питать его своей жизнью. Сколько это у тебя заберет лет жизни, я не знаю. Может, год, а то и все десять… Но вряд ли больше. Ты готова заплатить такую цену?
— Это же мой внук, — Маша пожала плечами, — а если нет, то умру рядом с генералом, это так романтично. — Она натянуто улыбнулась. — Так стоит ли беспокоиться о каких-то годах жизни…
— Ты права, вот только я успею переложить тебя на другую койку, дабы радости ему не доставить. И лягу рядом с тобою. Но кое о чем позабочусь заранее, — глаза Фомина замерцали багровыми сполохами. Он вытащил из кобуры наган, взвел курок и положил на тумбочку. Затем прижал к щекам жены свои ладони, поцеловал ее в лоб.
— Все будет хорошо, только ни о чем не думай и дыши чаще. Тебе вскоре станет холодно, но ты уж держись, лада. Как только ты укрепишь нить, я потяну за нее…
Будапешт
— Ваше высочество! Так что мне передать его императорскому величеству?
Для тайной дипломатии русский царь подобрал, как водится, своего родственника, не только способного выполнить миссию, но еще имеющего связи в прежде враждебной стране.
Пасынок бывшего главнокомандующего русской армии великого князя Николая Николаевича, герцог Лейхтенбергский, князь Романовский, еще относительно молодой человек с волевым подбородком и внимательными глазами, с мягкой улыбкой посмотрел на регента Венгерского королевства.
Хорти уже отложил письмо русского царя в сторону, внимательно перечитав его несколько раз. Адмирал задумчиво хмурил брови с абсолютно непроницаемым лицом, на котором во время чтения не проявилось ни одной эмоции.
На самом деле Миклош Хорти испытал такой яростный и ликующий взрыв в душе, что боялся даже заговорить, дабы не проявить предательскую дрожь в голосе.
Это было спасение для его Венгрии!
Если русские разгромят валахов в Молдавии, то ничто не помешает освободить от них Трансильванию. Там просто не будет румынских войск, все перебросят в Бессарабию.
Судя по намекам, в войну неизбежно вступят болгары — царю Борису тоже хочется вернуть обратно Южную Добруджу, оттяпанную после второй балканской войны.
«А как же Трианонские соглашения, что навязали в Версале?» — мелькнула в голове мысль, но Миклош Хорти ее отбросил.
Если бы Венгрия и Болгария начали эту справедливую для них войну в одиночестве, то союзники бы разом ополчились — изначально гибельное дело!
