Спасти Москву! Мы грянем громкое «Ура!» | страница 69



— Да бог с ними, меня другое беспокоит. Ты сможешь его спасти, Сеня? — Маша спросила чуть дрожащим голосом.

— Я не смогу. Не в моих силах!

— Тогда почему ты тут так рычал! — девушка топнула ножкой. — Зачем представление устроил…

— Успокойся, — Фомин поймал ее руку, сдавил запястье, словно оковами. — Я не устраивал цирка и сказал правду — не в моих силах его спасти в одиночку. Нить нашупал, она еще бьется. Очень тонкая, порвется, если я за нее сильно потяну. Понимаешь?!

— А что ты тогда делал? У тебя вид такой был… Будто устал зело от неподъемной ноши.

— Я частицу своей жизни отдал, больше не мог, там лед Марена сплошной устроила. Не растоплю его!

— Неужели ничего нельзя сделать?!

Машу бросило в жуткое отчаяние, которое обернулось болью. Девушка даже задрожала, словно стала желтым листочком на пронизывающем до костей холодном осеннем ветру. Фомин тут же обхватил ее руками за плечи, погладив по мягким волосам.

— Почему нельзя, родная. Можно…

— Ты же мне сказал, что ничего не сможешь! Солгал?! Сеня, скажи мне правду!

Девушка в одно мгновение вырвалась из крепких рук и требовательно посмотрела мужу в глаза. Тот свой взгляд не отвел в сторону, только на губы наползла странная улыбка.

— Я тебе никогда не буду врать, нет нужды. И я действительно не могу его спасти… — Семен Федотович говорил с той же загадочной улыбкой, только лицо его ожесточилось. Он тихо произнес слова, чуть ли не по слогам. — Зато ты можешь!

— Каким образом?

Удивление девушки было искренним, но муж ничего ей не пояснял, только смотрел с ласковой и печальной улыбкой. Маша прикусила губу, задумалась, но через пару секунд ее лицо прояснилось.

— Мне нужно достать свой оберег. Ведь так? Через него все?

— Да, так. Если ты ему действительно бабушка, а кое-какие сомнения меня до сих пор гнетут, то его можно спасти, если у вас разная кровь и дух, то нет. И его, и себя погубишь. Так что решать только тебе, родная, но я не хотел бы тебя потерять… У меня ведь тоже жизни уже не будет… — Фомин дрожащими пальцами кое-как расстегнул пуговицы воротника, у него перехватило дыхание. Сглотнул, но произнес уже тверже: — Я обещал тебе, а потому не могу соврать. Хотя желал бы…

— Не надо, — мягкая ладошка прикрыла ему рот. — Именно потому я и полюбила тебя, что, если необходимо, ты сможешь сделать. Ты мой мужчина, я тебя никому не отдам. Как я это должна сделать?

— Ляжешь с ним рядом, оберег положишь на лоб, прямо на рану, крепко прижмешь ладонью. Я разожму ему зубы, а ты дыши в него так, будто он утопленник. Это не поцелуй, так что ревновать тебя не буду, — шутка получилась вымученной. Однако Фомин совладал с нервами и продолжил сухо и деловито, как всегда в минуту смертельной опасности.