А Журавленко вот сидит и слушает, как пиликают скрипки. Они пиликают долго-долго, то тихо, то громче, то опять тише. Что ж тут интересного?
Но Лёве так хочется побыть у Журавленко, что он тоже сидит и, нечего делать, слушает. И от нечего делать он начинает раздумывать:
«Нет, есть же, наверное, что-то такое, если Ивану Григорьевичу это так нравится?»
А Журавленко, жадный и радостный, ещё сделает ему знак, что сейчас будет нечто совсем бесподобное… Вникни только…
Не сразу Лёва начинает замечать, что скрипки пиликают не просто тише и громче, а то жалобно, то повеселее… А вот сейчас будто кто-то кричит, зовёт на помощь и борется, что ли? Ого, как грянули трубы! Прямо торжество или победа. Ясно, победа, ещё какая!..
Маринка под эту же музыку всё представляла себя: вот это её о чём-то просят, её умоляют. А она — необыкновенная, могущественная, все её любят… И это в честь неё начинается праздник и торжество.
Так, по-разному, впервые в жизни начала проникать в них музыка.
Кроме музыки, бывали в спокойные часы и разговоры. О чём? — О самом разном. О городах будущего, о планетах, до которых скоро доберутся люди. Лёва и Журавленко уже порешили на том, что они будут первыми из этих людей, если только им позволят. А Маринка колебалась. Прямо скажем, — ей было страшновато. Всё-таки она не Белка и не Стрелка. Ведь в космосе уже неизвестно, где верх, где низ. Начнёт швырять в ракете во все стороны и стенки таких синяков набьют — не обрадуешься. Но всё же ей хотелось, чтобы Журавленко и Лёва пригласили её в свой первый полёт. Они не приглашали. И это было обидно, хотя она и не полетела бы.
Как-то, в другой раз, Журавленко долго смотрел в окно. Маринка подошла, стала рядом и вздохнула:
— Ой, какое серое небо. Сплошная туча и ни чуточки не двигается. Кажется, что никогда не прояснится.
— А ты всмотрись, — сказал Журавленко, — Видишь? Всё-таки движутся мглистые слои. Едва заметно, а всё-таки перемещаются. Увидела — и спокойнее, правда? Значит, нет неподвижности. Значит, может рассеяться и пробиться солнце.
Вот после такой как будто мелочи Маринка начала иначе вглядываться в небо.
И в один из таких часов, после того как Журавленко выключил проигрыватель, а Лёве ещё казалось, что кто-то с кем-то продолжает бороться, он спросил о Розовеньком.
Журавленко не понял:
— Что за Розовенький?
— Ну тот, помните, ещё осенью мы передавали вам два винтика в окно, а он подошёл: «Сколько лет, сколько зим!»
И, набравшись храбрости, Лёва добавил:
