Вот он, этот дневничок. Следователи читали его с большим интересом.
«Видел Волгу. Она ужасна в своей бесполезности, покрыта льдом и служит дорогой для прохождения грузовиков. Жду прихода лета и с ним парохода, который вывез бы меня из этой проклятой страны».
Через несколько дней в дневнике появляется новая запись:
«Был в саратовской столовой. Официанты в лохмотьях. Скатерти рваные, салфеток нет, посуды тоже нет. Кашу подают в жестянках от консервов, и эта каша совершенно непригодна для желудка».
Пройдясь по городу, Рамос снова садится за письменный стол:
«Повсюду создаются очереди для получения самых невероятных вещей: чернил, замков, зубных щеток и т.п. Но чаще всего в очереди ожидают не того, что есть, а того, чего нет: масла, сахара или даже соли. Это страна очередей.
Спросил у своих соседей, почему народ не протестует? Ответ меня поразил: “В 1928-м был такой голод, что мы ели своих собственных детей, из них делали сосиски. Так что непригодная для желудка каша — это прекрасно”.
Мне стало ясно, что люди, среди которых я живу, это народ рабов, которыми можно руководить только с помощью кнута. Для меня предпочтительнее расстрел в Испании, нежели жизнь в Саратове».
— Ну что ж, Рамос, теперь с вами все ясно, — захлопнул папку следователь. — Вы — враг советского народа, который в трудную годину приютил вас. А вы, публично выражая благодарность, на самом деле исходите черной злобой. И хотя в шпионской деятельности в пользу Аргентины виновным вы себя не признали, следствию достаточно и того, чем оно располагает.
27 июля 1948 года заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Огольцов утвердил обвинительное заключение по делу № 837. Вот что вменялось четырем несчастным испанцам: антисоветская пропаганда, клеветнические суждения в адрес советской действительности, враждебные выпады в отношении руководителей ВКП (б) и советского правительства, сбор шпионских сведений для представителей аргентинского посольства, попытки или желание сбежать за границу.
Через две недели состоялось заседание печально известного Особого совещания, которое Туньону и Сепеде влепило по 25 лет, Фустеру — 20 и Рамосу — 10 лет лагерей.
Прошло семь лет... Все эти годы заключенные испанцы вели себя образцово и бомбардировали различные инстанции жалобами и заявлениями. Наконец в феврале 1955 года Центральная комиссия по пересмотру дел вняла этим жалобам, меру наказания снизила до фактически отбытого срока и наших бедолаг из-под стражи освободили.
