Напротив Люси за столом сидела Ли и читала книгу о Крите, время от времени останавливаясь, чтобы что-то пометить в своем блокноте. Книга называлась «Раскапывая прошлое», и автором ее был некто Янис Сакелларакис. Интересно, не тот ли это археолог, чьим теориям мать бросила вызов? Люси вспомнила, как Китти упоминала это имя в связи с открытием останков, свидетельствующих о человеческих жертвоприношениях на Крите.
Человеческие жертвоприношения. Люси была склонна верить Сакелларакису: минойский Крит наверняка не был тем мирным, утонченным, артистическим обществом, каким изображала его Китти. Притворяясь, что поглощена чтением, девушка украдкой следила за выражением лица Ли. Поначалу она испытала настоящий шок, узнав, что ее мать – лесбиянка. Люси еще кричала тогда: «Это ты решила любить женщин, а не я! Почему я, интересно, должна смириться с твоим выбором?» Постепенно боль притупилась, однако Люси до сих пор не понимала, как мама могла пожертвовать их уютной жизнью ради вот этой женщины, сидящей сейчас напротив нее за столом? Ради зануды – толстухи, которая верила в милую сказочку о золотом веке матриархата?
Ли посмотрела на Люси.
– Интересный дневник?
– У меня сейчас голова занята другим.
– Честно говоря, у меня тоже.
И она снова склонилась над своими записями. В иллюминаторе у нее над головой разворачивалась панорама бирюзовых волн, врывающихся в сахарно-голубую зыбь Адриатики. Прошло совсем немного времени, и вот уже перед кораблем расстилалось Эгейское море, повсюду, насколько хватало глаз, подобно бездонному зеленому небу.
«21 июня 1797 года
Где-то в Адриатике. Новый мир и новая жизнь. Я пишу это, сидя на палубе фрегата, пользуясь переносным письменным прибором синьора Казановы. Он меряет шагами пространство рядом со мной: строгая фигура в сюртуке и шляпе. Он только что заметил, что я смотрю на него, и довольно поклонился.
Мы уже неделю в море, и на меня периодически накатывают острые приступы тоски по дому. Я боюсь, что никогда не увижу Квинси. Казанова извинился за трудное начало нашего путешествия и долгое ожидание в болотистой лагуне. Это было сделано с целью заставить поверить барона Вальдштейна, что его компаньон упал в канал и утонул после бессонной ночи, проведенной в игорном доме. Какое же облегчение почувствовали мы, когда наконец увидели рыбака, который должен был доставить нас на корабль. Фрегат уже раздувал паруса, потеряв надежду, что увидит сегодня своих пассажиров.
