— А котлетки-то! — всполошилась Боборыкина. — Куриные котлетки!.. С картошечкой… Да капустой, да зеленью, да укропчиком и малосольненьким огурчиком, ну чуть-чуточки, ну капельку!..
Петр Иваныч съел и «капельку». И уже осоловело взглянул на Надежду.
— Я ведь так это… чего доброго, каждый день буду ходить… — сказал он.
— Вот и спасибочки! — просияла Надежда.
— Странный ты человек, Надя… — вдруг сказал Петр Иваныч. — Чего же тебя муж-то… ну, бросил?..
— Кузин-то?.. — заулыбалась Боборыкина. — Это я Кузина бросила! Надоело, Петр Иваныч!.. Ты же видишь, какая я! Если меня любить, веревки вить можно, а он придет вечером, зырк по сторонам и шмыг во двор, а там — поминай как звали! И я одна весь вечер… Жили мы так жили, и все мне это надоело. Вот что, Кузин, говорю, жили мы на одной жилплощади, будем жить на разных! Эт зачем, спрашивает. А затем, говорю я, что надоело! Ну, он туда-сюда, фырк-шмыг, а дело уже сделано, детей нет, через ЗАГС пятьдесят рублей и пишите письма. С тех пор друг друга знать не знаем… А тут как-то пришел он, тихий, спокойный, в галстуке. Все, говорит, завязал. Будем по-новому. На ужин в кафе пригласил. А мне тошно стало, хоть вой. Слушай, говорю, Кузин, достань водки! Ну, он достал, а тут ваш… летун…
— А чего ж деток-то?.. — спросил Петр Иваныч.
— Такая вот дура… — стараясь не разреветься, улыбнулась Боборыкина. — Когда молодой-то была, не думала! В семнадцать лет родители заставили, в восемнадцать сама, в девятнадцать он…
— Кто, Кузин?.. — удивился Петр Иваныч.
— Да нет, был один любитель острых ощущений… А сколько можно природу вот так… по мордам… Ну, с Кузиным два раза… И на сохранении была, словом, такая вот пока картина…
Надежда держалась, держалась и не выдержала, разревелась. Петр Иваныч обнял ее, и она припала к нему, прижалась.
— Ну-ну, успокойся, еще не поздно!.. Ну…
— Поздно уже, поздно, Петя!..
Неверующий вздрогнул, услышав, как в детстве, свое имя.
— Я тебе говорю, не поздно — значит, не поздно! У меня сестра только в сорок родила. И ничего, парню уж двенадцать лет, крепыш, голова как дом советов!..
— Правда? — перестав плакать, спросила она.
— Правда, конечно! Надо верить в себя, понимаешь!
Они долго так сидели: он — откинувшись на спинку стула, а она у него на коленях, прижавшись к нему.
— Ты… — Надежда запнулась, — я… правда тебе нравлюсь, я ведь некрасивая!..
— Ты просто дура! Я даже в Москве когда был, таких, как ты, не видел, а в фильмах уж… — он махнул рукой. — Это я старый, сорок пять лет, старый хрыч, куда мне…
