Проба пера | страница 31



Миша взял сценарий, прошелся по площадке.

— Леша, иди сюда.

— Зачем? — Жунов продолжал обжимать свою новую пассию.

— Давай обговорим сцену. Я хочу, чтобы ты понял концепцию этого эпизода.

— Да я и так все сделаю, Миш, — тот отмахнулся, даже не оборачиваясь. — Мы что, «Войну и мир» снимаем? Или «Броненосец „Потемкин“»?

Актриска засмеялась, обожающе взглянула на своего кумира.

— Леша, — тон у Миши стал холодно-ровным, — поднимись, пожалуйста, на площадку.

— Миш, я занят. Ты же видишь. Не волнуйся, я все сделаю как надо. Я — профессионал как-никак.

Жунов вновь вернулся к объятиям. Миша оглянулся на отвернувшуюся, якобы ничего не слышащую помрежа, на слишком усердно возящегося с камерой оператора, на посмеивающихся рабочих, укладывающих рельсы для «долли», на звукооператора, «увлеченно» пристраивающего «журавля» на новом пятачке, на Диму. Тот стоял, скрестив руки на груди, с интересом ожидая дальнейшей реакции режиссера.

— Леша, прошу тебя по-хорошему, оставь эту потаскуху и поднимись на площадку.

Жунов, пафосно разыгрывая негодование, поднялся.

— Ты что себе позволяешь? И кто здесь потаскуха?

На колосниках заржали в голос, крикнули:

— Миша, а дайте ему в морду!

Жунов вспыхнул:

— Ну все, с меня хватит. Я не могу работать в такой обстановке.

Он резко развернулся и вышел из павильона. Актриска возмущенно фыркнула и направилась следом. Похоже, рядом с Жуновым она почувствовала себя «за каменной стеной».

Миша вздохнул:

— Закончили на сегодня. — Сказал помрежу: — Скажите Наташе, что она свободна. Судя по всему, мы все теперь долго будем свободны.

— Мишаня, — вдруг подал голос оператор. — Да ну его в ж…у, этого п…деныша. Не расстраивайся. Было бы из-за кого. Придет сам. Потерпи пару дней.

— Правда, Михал Михалыч, — поддакнула помреж, прежде чем «испариться».

— Видели? — спросил, поднимаясь с тележки, сценарист. — То самое, о чем я вам говорил. Миша! — Он вдруг резко повернулся к помосту. — Я с этим козлом больше работать не буду! Достало меня!!! Можешь снять мою фамилию с титров. Мне все равно! — и, размахнувшись, швырнул сценарий на съемочную площадку.

Тонкая папка, пролетев через половину павильона, шлепнулась на бетонный пол. Сценарист криво усмехнулся и вышел.

Щелкнул тумблер, юпитер погас, в павильоне сразу стало темно. Рабочие, тихо переговариваясь между собой, потянулись к выходу.

— Михал Михалыч, я могу идти? — донеслось с колосников.

— Иди, Гриш, иди, — устало ответил Миша. Он подошел к краю площадки, присел, свесив ноги с помоста. — Видал? — спросил он невесело Диму. — А ты говоришь, Родригес… На хрен. — Он оглядел павильон, вздохнул: — Кранты картине.