Со стороны ограды послышался шум. Кто-то приближался к нему, с хрустом наступая на подорожник и полынь, низко сгибаясь под ветвями яблонь.
— Эй, сюда! — позвал Йордан.
К нему приблизился Марин. Сбросил с головы капюшон плащ-палатки и тревожно спросил:
— Что, все еще нет?
— Нет, измучился его ждать.
— А как же теперь?
— Что теперь?
— Времени не остается.
— Тебя никто не видел? — обдал его теплым дыханием Йордан.
— Вряд ли. Обманул-таки Кынду. Он только что пошел в корчму. А то весь вечер ходил по пятам. Говори, что будем делать?
— Не знаю, голова кругом идет.
— Гешо тебе сказал здесь его ждать?
— Здесь, а где же еще?! И куда запропастился этот человек, почему не идет?
— Давай начнем без него. Наши все готовы. Кутула, Пени и Луканче не спят.
— Кто на посту?
— Геца. Пока все в корчме, прикончим его и убежим.
— Куда? — беспомощно и отчаянно спросил Йордан. — Хотя бы сказали, в каком направлении идти, тогда б пошли.
— Все равно куда! Будет хоть какая-нибудь возможность их спасти. Слановский твердо сказал, что этой ночью их расстреляют.
— Будь что будет! — решительно взмахнул рукой Йордан. — Попытаемся…
Они подождали, пока пройдет ночной патруль, затем незаметно скользнули во двор школы. Перед входом остановились как вкопанные. Со стороны площади показалась группа Игнатова — пьяные гуляки возвращались из корчмы.
— Конец всему, опоздали, — беспомощно вздохнул Йордан и до боли стиснул в руке карабин.
После дождя на площади блестели небольшие лужицы. Щербатая луна высоко поднялась над вершиной.
Село спало неспокойным и тревожным сном под черным крылом волчьей ночи, в которой палачи чувствовали себя неограниченными властителями человеческих судеб. Только из окна караульного помещения цедился желтый свет и отражался в мутной луже на площади.
Полицейские агенты и Игнатов вошли во двор школы. Слановский немного отстал. Перед лестницей была большая лужа воды. Он попытался ее перескочить, но оступился, поскользнулся и чуть не упал в лужу. Перед входом остановился. Его сердце учащенно билось. Постоял минуты две, затем бессознательно пошел вслед за другими. Одиночество пугало его.
Все направились к подвалу. Постояли в коридоре. Кровь еще сильнее застучала у Слановского в висках. На цыпочках он пошел к канцелярии роты. До его слуха из подвала долетали отдельные слова, которые трудно было разобрать. Ясно выделялся лишь визгливый голос агента, который на ужине сидел рядом с Игнатовым:
— Где же твои люди, господин поручик?
