— Купила свои опалы, Лив? — поинтересовалась Холли.
Ливи кивнула.
— Вы себе и представить такое не можете.
Не в силах удержаться, Трейси и Холли склонились над бархатным футляром в руках подруги. Ливи медленно открыла его. Камни, большие и маленькие, овальные и квадратные, как крошечные планеты рыжего, огненно-персикового и зеленого цвета, сверкали на черной бархатной подушечке.
— Что ты будешь с ними делать? — изумилась Трейси. — У тебя уже больше драгоценностей, чем у королевы-матери.
— Серьги, подвеску, может быть. По-настоящему большую брошь. Мне их придется куда-то отправить. Я в Чикаго никому не доверяю. Я знаю одного человека в Монтеспертоли. Виргинские острова славятся своими опалами, — произнесла Оливия, — мимо них нельзя пройти. Это все равно что побывать в Италии и не привезти домой вина.
Женщины почтительно примолкли. В своем умбрийском поместье Франко Монтефалько разливал изумительное вино и оливковое масло. Но Оливию ничуть не смущали разговоры о ее прошлой жизни. Если она и соблюдала траур, то это был ее собственный траур. Ее тело окутывал черный саронг, но кожа, которая виднелась в вырезе купальника, была безупречной, упругой, изысканно-бежевого цвета древней слоновой кости. Она ничем не напоминала болезненно-белую зимнюю кожу, много месяцев не видевшую солнца.
— Я знаю отличного ювелира на Раш-стрит,— сказала Трейси.
— Неужели?
— Да, на нашу двадцатую годовщину он сделал для меня кольцо по рисунку Джима. Ты можешь к нему зайти.
— Возможно, я так и сделаю. Я теперь опять американка, — ответила Оливия. — Спасибо. Я не хочу показаться снобом.
— Хотя ты и есть сноб. — Холли сморщила нос, и они с Трейси расхохотались.
— Грешна, — ответила Оливия.
— Ты тут, похоже, прибарахлилась, девушка. — Трейси повернулась к Камилле.
— Женщина должна иметь приличные драгоценности, мама. Это вечная истина.
— Которую ты только что придумала, — поддразнила ее Трейси.
— Трейси, я не видела свою крестницу восемь лет. — В голосе Оливии звучали искренние умоляющие нотки. — Конечно, мне хочется ее побаловать.
— Она и моя крестница тоже, и я видела ее вчера, — подключилась Холли. — Меня такое желание не посетило. Она вела себя, как настоящая стерва, потому что ее мать — подумать только! — слишком медленно вела машину. — На лице Холли появилось выражение деланной ярости. — Признавайся, Кэм, ты иногда обращаешься с матерью, как королева со своей подданной. Зловредная королева.
Кэмми показала ей язык и ответила:
