После ужина Анна Мария и Сэл закрывались у себя в спальне и вдвоем смотрели телевизор, в то время как Джои и его друзья причесывались перед зеркалом в ванной комнате или забавлялись тем, что дразнили Оливию. Трейси подозревала, что там происходили вещи и похуже. Но для родителей Джои был непогрешим.
Чтобы привлечь к себе хоть немного внимания, Оливии просто необходимо было стать графиней.
Холли этого не понимала. Этого не понимал никто, кроме Трейси.
Трейси помнила, как она помогала Анне Марии выйти из поезда в Монтеспертоли[16], куда они приехали на свадьбу Оливии. Анна Мария твердила о бесстыдстве Оливии, заказавшей белое платье.
— Я знаю ее лучше, чем ты, — внезапно произнесла Трейси после довольно продолжительной паузы. Кого именно, было понятно и без имени.
— Ясное дело, — согласилась Холли.
— Я не об этом. У нее была тяжелая жизнь.
— Как и у всех нас, Трейс. Но мы не докатились до «Свет мой, зеркадьце, скажи...».
— Ты ей завидуешь.
— Несомненно, — отозвалась Холли, — а может, и нет. Что бы я ни говорила, это между нами. Я не собираюсь поганить круиз. Я ей за него благодарна.
Трейси посмотрела на свои водонепроницаемые часы с двойным циферблатом. Она всегда могла узнать, который час дома.
— Фургон придет через сорок пять минут. Как ты думаешь, они вернулись?
Трейси и Холли направились в свою комнату, чтобы собрать зубные щетки и пижамы.
— Пока их нет, Трейси, — внезапно произнесла Холли, положив руку на плечо подруги. — Можешь не сомневаться, что все, сказанное мной об Оливии, не имеет никакого отношения к Кэмми.
— Смотрите! — раздался голос Кэмми, которая в этот момент ворвалась в комнату. — Смотрите, что мне купила тетя Оливия! Только не начинайте! Для меня это действительно ивжно...
Трейси и Оливия переглянулись поверх головы Кэмми. Затем Трейси ахнула, увидев на запястье дочери изящный браслет, похожий на толстенную проволоку, украшенную рядом темно-синих сапфиров. Камни, среди которых не было днух одинаковых, располагались в глубоких гнездах и, казалось, светились изнутри.
Трейси и представить себе не могла, сколько это стоило. Ее никогда не тревожили огромные коробки итальянского кашемира и кружевного белья, которые Оливия регулярно присылала Камилле. Это было приятно; это было экстравагантно; это было на расстоянии. Сейчас, глядя, как они вместе склонили темные головы над демонстрируемым Кэмми браслетом, она почувствовала старую занозу, шевельнувшуюся в сердце и угрожавшую превратить его в кровоточащую рану. Оливия превзошла ее. Она никогда не могла тягаться с Оливией.
