— Люба, к тебе! — крикнул отец и ушел в свою комнату, к телевизору.
Люба растерянно застыла на пороге своей комнаты. Ни на какую «минутку» никуда она не пойдет. Кто был еще, не показался. Анжела же, не ожидая приглашений, проскользнула мимо Любы в комнату. Села на стул. Оглядевшись, хмыкнула:
— Ну и хоровод на лужайке! Что смотришь? Непонятно разве: поговорить надо. Прикрой дверь.
Люба дверь закрыла, но так и осталась у порога, готовая в любой момент выскочить в коридор. Вчера Анжелка показала, на что она способна…
— Всерьез задумала отколоться? — Анжелка смотрела на нее насмешливо и в то же время с каким-то даже уважением.
Люба кивнула: да.
— Не выйдет. Ты теперь с нами крепко связана.
— Что же это? — с вызовом спросила Люба, отошла от двери, села на кровать. — Никого не била, денег в саду не воровала.
— Ой ли! — воскликнула Анжела. — Три ха-ха! А кто нас навел на детсад? Не ты ли?
— Я?! — вскочила Люба, но Анжела, приподнявшись со стула, толкнула ее в грудь: сиди!
— Помнишь, рубль мне была должна, в кино на две серии я тебя водила? Вот ты и сказала, что отдашь, когда у матери аванс будет. Все работу ее интересную да полезную расписывала. А мать твоя такая же подметала, как и ты: видела я, как она полы в детсаду скребла…
Значит, не только на стреме стояла — она же и навела компанию на детсад, на аванс! Анжела хладнокровно продолжала:
— Наводчикам первый кнут, не слыхала? В детприемнике не бывала? Побудешь. Остригут под нулек, глазок в спальне, воспитательница в милицейской форме, темную косыночку на голову, серый халатик. Унитазики почистишь! Так что подумай хорошенько и рот не разевай, смелая больно. Если мы загремим, то и ты с нами, не отбрыкаешься. Выходи вечером, ты теперь своя. Бить не будем. А комната у тебя — бабушкин сарафан. Ничего, мне нравится…
Анжела поднялась, хлопнула входной дверью.
«Своя!» Сколько Люба стремилась к этому — стать своей в компании, как приноравливалась, приспосабливалась. И какое оно, оказывается, страшное это слово — «своя». Соучастница, сообщница, наводчица. Волосы под нулек, косынку серую на голову, глазок вместо окошка… Люба взвыла от ужаса, ладошкой зажала рот. Нет-нет, лучше не жить! Гнусно как, страшно! Кто поможет, кто посоветует, как поступить, что сделать, чтоб выпутаться из всего этого, очиститься, стать просто девочкой. Любой, обыкновенной ученицей восьмого класса?
Люба кружила по комнате, то плача, то пересиливая плач: стояла у окна, прижавшись к холодному стеклу, ничего за окном не различая; выходила в коридор, топталась у телефона — позвонить. Но где та скорая помощь, которая приехала бы и избавила ее от смятения и ужаса?
