— Эх, что ж ты так, — сокрушённо сказал мужчина, который принёс вёдра с супом, — больше ничего не дадут, у нас строго.
Первыми встали Костя, Люда и Таня, за ними — остальные. Дети, привыкшие в пути делиться всем по-братски, и на этот раз не начинали есть, пока еду не разделят всем поровну. Они сидели и ждали, когда последнюю порцию супа перельют из ведра в чашку. Увидев, что миска Зои Дмитриевны пуста, каждый подходил и отливал из своей ложку супа. Скоро чашка была полна до краев, а те, кто ещё не успел перелить свою кроху в миску Зои Дмитриевны, толпились около, не начиная есть, и Зойке стоило немалого труда уговорить их приступить к еде.
Наконец все расселись и начали есть. Зойка закусила губы, боясь разреветься у всех на глазах. Если бы можно было поставить пробу на каждом сердечке, она поставила бы самую высокую. Потому что никакими словами невозможно выразить, какие это замечательные дети. В тот момент яснее, чем когда-либо, ей представлялась совершенно чудовищной мысль о том, что их можно бросить. Зойка, отвернувшись в уголок, принялась есть, а крупные солёные слёзы капали в миску с супом.
После ужина их повели в порт, и здесь, у причала, Зойка увидела странное сооружение: баржа не баржа, паром не паром… Однако называли его пароходом. Толпы людей, как и перед эвакопунктом, напирали на широкие сходни, и Зойка со страхом подумала, что им невозможно будет пробиться. Но военные патрули ловко сдерживали напиравшую толпу и пропускали только очередных.
Всю ночь пароход простоял у пристани, а лишь рассвело, отправился в путь. Зойке казалось, что с того момента, как они погрузились на него, прошла целая вечность — так медленно и грузно одолевал он волну за волной. А плыли они всего двое суток. Вернее, плыли днём, а ночью судно становилось на якорь.
Место детдомовцам выделили на носу, где они едва размещались, тесно прижимаясь друг к другу. Днём нещадно пекло, но спрятаться было негде: вся палуба забита людьми до отказа. Зойка чувствовала временами, как вместе с пароходом колышется что-то у неё в груди и поднимается грузной тошнотой к горлу. Голова раскалывалась от жары, казалось, вот-вот взорвётся. Но надо было держаться и подбадривать детей. Тяжело роняя слова, она рассказывала им сказки.
Воду выдавали один раз в день. Дети брали бутыль из-под варенья, которую чудом сохранили, несколько баночек, бутылочек и приносили положенные им десять литров. Дрожащими ослабевшими руками ставили драгоценную ношу в центр круга, и начиналось самое приятное в этом морском путешествии: каждый получал свои несколько глотков воды. Она была мутноватая и тёплая, но это была вода!
