Была еще и благодарность. Новое тело лежало на полу позади них, только что созданное из зубов и боли. Но боль была не ее. Для разнообразия.
— Спасибо, — нехотя сказала она.
— Мне это доставило удовольствие, — ответил Тьяго.
— Надеюсь, что не так. Это было бы отвратительно.
Он устало рассмеялся.
— Удовольствие не в самой боли. Удовольствие в том, чтобы избавить от боли тебя.
— Как благородно, — Кару убирала тиски. Его рука была такой тяжелой. У Тьяго были очень плотные мышцы, поэтому у нее возникли проблемы с тем, чтобы приспособить зажимы. Убрать тиски тоже было затруднительно. Она съежилась в тот момент, когда скрутила его трицепс, оставляя воспаленный рубец. Волк поморщился, и извинения инстинктивно сорвались с ее губ.
— Извини, — сказала она, желая проглотить это слово. «Он обезглавил тебя», — напомнил она себе.
— Хотя, нет, мне не жаль. Ты это заслужил.
— Думаю, что это так, — согласился он, потирая руку. С намеком на улыбку он добавил:
— Теперь мы квиты.
Безрадостный смешок вырвался у Кару:
— Как хочешь.
— Хочу, Кару. Кару.
Смех быстро угас; Тьяго произнес ее имя слишком многозначительно. Звучало так, словно он претендует на него. Она собралась уходить, руки были заняты тисками, но его голос заставил ее остановиться.
— Я подумал, что, если бы я мог отдать тебе свою частичку боли за тебя, я смог бы... искупить вину... за то, что сделал с тобой.
Кару уставилась на него. Волк? Искупить вину?
Он опустил взгляд в пол.
— Я понимаю. Это невозможно искупить.
«Я могу найти способ», — подумала Кару.
— Я... Я удивлена, что ты считаешь, будто тебе есть, за что заглаживать свою вину.
— Что ж, — мягко сказал он. — Не за все. Ты не оставила мне выбора, Кару, и тебе это известно. Но следовало поступить по-другому и мне это известно. Исчезновение, без права на перерождение... это было чем-то непостижимым, — он умоляюще посмотрел на нее. — Я был сам не свой, Кару. Я был влюблен в тебя. А увидеть тебя с... ним, вот так. Ты свела меня с ума.
Кару покраснела и почувствовала себя голой. «В конце концов, — подумала она, пытаясь изо всех сил сохранить самообладание, — эта человеческая плоть никогда не представала перед ним в том виде, в каком он лицезрел мое настоящее тело». Из-за того, каким взглядом он смотрел на нее, она поняла, что он ничего не забыл из той ночи в поминальной роще.
Она возилась с тисками, укладывая их обратно в ящик.
— Есть кое-что, что я хотел бы сказать тебе, но не думаю, что ты готова это услышать, — то, что он понизил голос, насторожило ее. Он звучал... доверительно.
