— Что припекло посреди ночи? — буркнул Колбенко.
— Не могу знать.
Я обул сапоги, накинул плащ-палатку: до штабного здания двадцать шагов, но сечет дождь. Вышли в темноту.
— Где дневальный, что вы за посыльную?
— Мне не спится, и я сидела в телефонной.
— О чем вы думаете, когда не спится?
— А вы почему не спали?
— Приводили к ладу искалеченный мир.
— Привели?
— Вы думаете, это просто?
— О, если бы я так думала — мне спалось бы.
Еще одна изболевшая душа!
Виктор ждал у телефона. Сам взял трубку.
— Слушай, я прошу: приди сейчас на батарею.
— Что случилось?
— Не телефонный разговор.
— Уверяю тебя: финны не подслушивают. Зачем им теперь наши секреты!
— Мне не до шуток.
— Ты меня пугаешь.
— Не бойся. Тревоги не поднимай.
— Пароль?
Сообщать пароль по телефону запрещалось.
— Я встречу тебя.
Пока я ходил на командный пункт, Колбенко уснул, и я почти порадовался: не будет отец волноваться за мой ночной поход на батарею.
Намотал портянки, обулся, надел шинель. Много воспалений легких. Когда воевали вблизи Северного полюса, не помню, чтобы кто-нибудь лежал с такой банальной штатской болезнью. Никакая холера не брала, никто не портился — как в холодильнике. Пахрицина объясняет болезнь наличием вируса, возможно подброшенного финнами. Версия у большинства офицеров вызвала улыбку. Кузаев запретил давать такое разъяснение рядовому составу. А у Тужникова своя теория: психологически расслабился народ, потому и болеют.
Днем я наведывался на батарею. Данилов ходил с температурой. На мои уговоры обратиться к врачу комбат разозлился: «Я лучше профессора умею лечить себя. Цыганскими средствами». Может, из-за его болезни вызывает меня Масловский? Но почему меня? Нашел лекаря!
Виктор встретил на полдороге: посигналил фонариком. Сошлись. Почему-то по его плащ-палатке слишком шумно барабанил дождь — как по жести.
— Что у тебя горит в такой дождь?
— Они хотели стреляться. — Кто?
— Князь и цыган.
— Ты что, ошалел?
— Я? Они ошалели.
— Из-за чего?
— Из-за бабы, естественно.
— Из-за Лики?
— Я от такого искушения давно бы избавился. Лика ваша — многолика. Тебе не хочется подстрелить кого-нибудь из-за нее?
— Не городи ерунды! И не изображай себя святым. Передо мной. Рассказывай, что произошло.
— Думаешь, я много знаю. Меня подняла дневальная Роза Бейлина. Я спал. Бабы — как шпионки, их хлебом не корми, а дай послушать, о чем говорят командиры. Твоя любимица Балашова все секреты выведывает. Когда в бараках жили, она буквально мучилась — там под дверью не станешь. А в землянке — стань у трубы, с искрами слова летят…
