Мы уже почти все ощипали. Птицы лежат, лоснясь
на нас
голой голубизной, — они и под перьями по-прежнему
куры.
Если бы мы могли отведать друг друга, то были бы на
вкус
уже не такими, как в одежде, — мы с тобой гораздо
лучше их
умеем быть тем, что носим, так давно и хорошо,
что нам от нее больно, от этой наготы.
Поглядим еще на лежащее перед нами, раз за разом
они собирают сами себя напоказ нам, все эти ладные,
существенные кости, узнаваемые останки, все это
обглоданное хозяйство, неизменно
сводящееся к чему-то, чем нам хотелось бы быть:
всегда
узнаваемому, как одно и то же лицо
при постоянной смене голов.
