Внизу было едва ли холоднее, чем на улице. Других посетителей не было. Бекер сложил руки за спиной и спокойным шагом пошел вдоль аквариумов. Глазами он следил за рыбами, скользящими в подсвеченной зеленым светом воде с томностью и медлительностью неспешно тянущегося воскресного вечера.
Посмотри на этих приятных глазу рыб, прошептал он, прижимая лицо к стеклу. На этих тропических праздных гуляк, которые стеклись сюда со всех концов света, чтобы позволить любопытствующей публике насладиться необычностью их форм и расцветок. Давайте будем относиться к их бесполезному и излишнему существованию со всей возможной мягкостью.
Звук шагов на другом конце зала заставил его вздрогнуть. Он увидел служителя в форме, медленно движущегося в его сторону. Он быстро сделал шаг назад. Дождался, пока служитель пройдет мимо, и поспешил к выходу.
Он уселся на скамейку рядом с урной, вокруг которой жужжали осы. У его ног скакало несколько воробьев, несомненно, ожидавших, что он бросит им хлебных крошек или арахиса. На некоторое время он задумался, а нужно ли носить форму в присутствии одних только рыб. У него стучало в висках. Послеполуденная жара застряла в его одежде. Воротник рубашки прилипал к шее.
Еще помедлив, он встал и продолжил путь. Так он дошел до торговой улицы и свернул на ту, где жила мать скульптора. Перед крыльцом теснилась небольшая толпа.
Тут женщина повесилась, сказал кто-то из толпы.
Да, сказал Бекер. Он закурил и спрятал руки в карманы. Люди ненадолго обернулись к нему и снова продолжили разговаривать.
Это вы пианист? — спросил он у человека в длинном, темном плаще, как раз вышедшего на улицу.
Да, правильно, сказал мужчина. Но так как выступать мне больше негде, я теперь играю только дома.
Бекер поднял взгляд на второй этаж.
Шторы и раньше подолгу бывали задернуты, сказал пианист. Вот и не было поначалу повода для беспокойства.
Теперь шторы были широко раздвинуты. На вымытых окнах лежал блеск чистоты, как бывает только в домах, где только что кто-то умер.
Он хотел уже развернуться, когда ему показалось, что он слышит еле различимый, будто очень издалека, звонок телефона. Он не ушел и опять посмотрел вверх. Толпа постепенно расходилась. Вскоре он остался на улице один. Из дома со второго этажа теперь отчетливо доносилась трель телефона.
Это ничего, прошептал Бекер. Кто-то пытается связаться с человеком, которого уже нет. В пустом доме звонит телефон. Ничего не поделаешь.
Спустился вечер. Городской автобус без пассажиров промчался мимо. Низко склонившийся над рулем водитель, по-видимому, не считал себя связанным ограничениями по скорости в этот поздний час. Поручни, за которые при такой скорости только и могли бы хоть как-то удержаться люди, теперь без дела раскачивались в грязно-желтом свете.
