Предводитель маскаронов | страница 47
И ещё. Я вот не могу жить в квартире внутри семьи. Правда, это и не квартира и не семья. Территория чужой активной самки. На ней я и мои киндеры, как моё продолжение, проживаем, как некий мусорок, как скукоженные сущности, которым ничего нельзя по большому счёту. По маленькому счёту можно — у телевизора подремать кверху пузами. В ванне поплескаться, съесть что-нибудь втихоря — это можно. А по большому счёту — типа как «вот это мой дом, тут святое — мой кабинет, тут детская, тут я принимаю гостей, тут обеденный стол» — этого ничего нет, что типа «положено иметь в доме». Всё под прессом истеричного упрёка, всё встревожено, ибо могут войти и передвинуть. Мы все: я, дети и кот — крепостные под гнётом барыни-матушки. Интересно наверно изучать жизнь растений под гнётом. Как они там изгибаются в противоестественных щелях и щипках, без солнца, удушенные старыми задницами раньше них выросших деревьев. Вот и я так. А из меня уже тоже вылезли отпрыски. И тоже изгибаются. Я растение, даже не животное, даже не рыба и не комар. И где взять ум, где взять энергию, чтобы из разряда растений перейти в высший класс? Моя подруга Елена переехала в огромную 5-комнатную квартиру. Их пять человек, и комнат пять. А живут как мы, как растения, под гнётом друг друга, в хламе и истерии, и жажде выбежать на улицу и там погреться у чужого огня. Даже разделяющие стены и двери не помогают.
Я прихожу домой, и меня охватывает сонная одурь. Мне тут тупо. Я вертела и так и сяк мёбель, но не получается — никак не нащупать нужные энергетические углы и точки, всюду неуютно и зажимисто и тревожно, что переставят и запутают. Старший сын затянулся в тину Интернета. Младший приходит и мается, мается. Стол его письменный это свалка, ему на нём неудобно. И у меня стол — свалка, мне тесно, он сам собой стал подставкой для огромных лимонных деревьев до потолка, на нем лежит кот среди банок с кнопками, карандашами и прочим хламом. Мы изнутри какие-то скукоженные и повязанные веревьями. И тишина. Я боюсь музыки. Музыка — это очень нервно. Если уж музыка поёт, то она меня совсем порабощает, она раскачивает мой эмоциональный аквариум, я начинаю вся внутри колыхаться, пафосничать, у меня то слёзы подступают, то мечты о несбыточном душат, жалко себя, жизнь свою загубленную и зря пролёженную на диване, кулачки сжимаются, и одиночество, одиночество. Ваше отечество — это одиночество. Ваше естество, величество, девичество, мужество, почвенничество. Какие то всё платформы и фундаментальные состояния среднего рода, какие то нули бесполые среднего рода. Хотя это всё ложь и слабость. Вот — полк детей рядом, какое ж одиночество.