Чтобы замять неловкость, Терентий Яковлевич поднялся со стула и заявил:
— Не единым делом жив человек, но и всякою пищею… А потому — надо позаботиться о завтраке!
В эту минуту в дверях канцелярии показался веснушчатый молодой человек с непокорно торчащими волосами и рыженькими бачками около ушей, в форменном сюртуке, с шашкой через плечо и с оттопырившимся от множества бумаг портфелем. Это был контролёр Щуровский, гроза всех владельцев винных погребов, трактиров, портерных и табачных лавок, всегда неожиданно являвшийся там, где его не ждали, и непременно открывавший какое-нибудь нарушение акцизного устава, кончавшееся составлением протокола и привлечением виновного к судебной ответственности. Совсем ещё юный, — Щуровский имел не больше двадцати двух лет, — он уже был виртуозом своего дела; казалось, что он так и родился со знанием акцизных уставов, всевозможных инструкций и циркуляров.
Вытянувшись по военному и придерживая левой рукой мотавшуюся шашку, Щуровский неслышной походкой направился к надзирателю.
Заметив на лице контролёра, прозванного в управлении Лекоком, особенное довольство и сияние, один из писцов не без зависти шепнул своему соседу:
— Ну, наш Лекок опять кого-нибудь запротоколил!
— Имею честь кланяться и донести… — как всегда, торжественно-официальным тоном начал Щуровский, расшаркиваясь и изгибаясь перед начальством.
Но Терентий Яковлевич, испугавшись раздутого портфеля с бумагами и считая завтрак более существенным для себя делом, торопливо пожал руку контролёра и сразу охладил его:
— Хорошо, хорошо, потом, теперь мне некогда!
— Что, Пётр Петрович, опять какое-нибудь злодеяние раскрыли? — с явной шуточкой обратился к контролёру делопроизводитель по уходе надзирателя.
Но, влюблённый в свою службу и всецело преданный ей, Щуровский никогда не замечал насмешек. Искренно считая составление протоколов за нарушение акцизного устава высшим назначением человека, он не допускал мысли, чтобы кто-нибудь, особенно из своих же «акцизных», мог относиться в этому скептически, а потому всегда принимал всё за чистую монету и на этот раз также серьёзно ответил Петунину:
— Да, батенька, дело очень значительное!
— Кого же, Пётр Петрович, накрыли-то? — заискивающе-робко поинтересовался писец, назвавший контролёра Лекоком.
Но Щуровский не счёл нужным распространяться и, усевшись за свободным столом, начал сосредоточенно и важно разбирать принесённые с собой бумаги.
Между тем, Терентий Яковлевич прошёл в квартиру и, кликнув Гаврюшу, спросил его:
