— Ты растопил плиту?
— Нет ещё, я сейчас только вернулся, — ответил слуга.
— Ну, так вот что: ты её и не растапливай; бифштекс мы на керосинке изжарим, а для обеда русскую печку затопи: рассольнику, что щам и борщу, попреть надо в русской печке, он вкуснее бывает, чем на плите… Ты поди пока, накачай воздух в горелке, а я сейчас приду.
Через несколько минут большая газо-керосиновая кухня усовершенствованной конструкции зашумела и запыхтела на всю квартиру. Терентий Яковлевич пришёл в кухню и, тщательно осмотрев купленную провизию, заметил Гаврюше:
— Смотри хорошенько, чтобы мясо не пережарилось, а когда будет готово, полей грибной соей… Ну, да ты знаешь. Кроме того, что я приказывал, достань из погреба и подай маринованных огурчиков.
Когда стол в столовой был накрыт и уставлен яствами с питьями, старик, просунув голову в дверь канцелярии, произнёс:
— Прошу, господа, закусить со мной чем Бог послал! А-а, и Стефан Сигизмундович здесь! Ну, как ваше здоровье? Поправились ли? — воскликнул он подходившему с поклоном контролёру Каткевичу, маленькому, в высшей степени чистенькому господину с белыми усиками и стриженой головой, напоминавшей своим лёгким, желтоватым пушком только что вылупившегося из яйца цыплёнка.
Стефан Сигизмундович, несмотря на свой инженерский значок, говорил по-русски очень плохо, так как родился и воспитывался в остзейском крае, кончив курс в Рижском политехникуме. Прежде, чем что-нибудь сказать, Каткевич несколько секунд откашливался, видимо, подбирая в это время соответствующие слова, и, решив, что они подобраны правильно, произносил сначала слово так, делая на нём ударение, а потом уже всю остальную фразу.
— Гм, гм, так! Здоровье, слава Богу, лучше, — ответил он на вопрос надзирателя.
Щуровский, завидев Колесова, давно уже вскочил со стула и, с нетерпением дождавшись ответа Каткевича, снова обратился к начальству с прежней просьбой.
— Терентий Яковлевич, соблаговолите выслушать мой доклад.
— Почему такая экстренность? После завтрака успеем, — самый адмиральский час! — улыбнулся Терентий Яковлевич.
Щуровский недоумевающе пожал плечами и волей-неволей последовал за коллегами в столовую, захватив с собой портфель из боязни, чтобы кто-нибудь в его отсутствие не осмелился посмотреть бумаги.
Час завтрака был самым оживлённым и любимым временем для чиновников округа. Изящно расставленные самим хозяином закуски и вина приятно возбуждали аппетит, приводя чиновников в хорошее настроение духа, вследствие чего смех и остроты не прекращались ни на минуту. Сам жизнерадостный, весёлый Терентий Яковлевич, несравненный рассказчик всевозможных случаев, особенно из охотничьей жизни, всегда бывал душой компании. На этот раз он особенно был в ударе и смешил всех до упаду. Один только Щуровский, насильно заставив себя съесть две редиски, нетерпеливо ёрзал на стуле, поправляя шашку, и как-то криво усмехался. Он всецело был занят своим протоколом и ожиданием предстоявшего доклада надзирателю.
