— Лошадьми.
— Что?
— Конная ферма графа Титкина. Известна на всю страну своими серыми джингарскими скакунами, — а потом, вытянув шею, прищурился. — Угу…
— Что, «угу»?
— Табун не внутри, а в открытом загоне ночует. А охраны и конюхов что-то не видно… А, вижу. И костерок у будки уже затух, — с этим же прищуром глянул он на мальца.
— И что с того? Предлагаешь перелезть и любезно подбросить поленьев?
— Да нет. Раз костерок затух, значит, дрыхнут, трудолюбцы.
— А, вдруг, нет? — сам не заметил, как вслед за студентом, свернул с просветительской темы, Фрош.
— А вот сейчас и проверим, — бросив в траву сумку, подошел тот вплотную к низкому заборчику.
— Иван, Иван, погоди, — видя такое дело, вскинул малец к груди руки.
— Ну, ты чего? Здесь в милях десяти, городок будет, Зимень — как раз на рассвете доедем. А там привяжем к коновязи у какой-нибудь конторы. Или ты…
— Я… только осторожнее. Если что, я Гешу вслед подтолкну… — ну что, студент Вичнюк, испортил внука ученой дамы? Нравственно разложил?
— Ладно, — ободряюще кивнув, подтянулся парень и закинул на доски ногу. А через пару секунд и вовсе исчез с другой, недоступной подростковому взору, стороны.
— Мать же твою, альма матер, Геша, — притянул к себе пса за металлический ошейник малец. — Если с ним что-нибудь случится, я себе никогда этого не прощу.
Пес, уткнувшись лбом в его коленки, оптимистично замахал хвостом…
— … и совсем стыд с совестью потеряли! Я кому сказала, морду отдвинь?!.. Эй, а, ну, отдай и морду отдвинь!
— Что?.. — Иван вскинул голову и удивленно уставился на орущую прямо у его левой ноги конопатую тетку. Тетка, с общипанным пучком зелени в одной руке, подбоченилась другой и набрала в могучую грудь воздуха:
— Лошадь свою от моей петрушки убери! И плати давай за ущерб, охальник! Она мне на два меденя товару сжевала!
— Иван, — обалдевшим шепотом выдохнул, прижавшийся к студенту Фрош. — Мы где?
Тот, скосясь на застывшую в ожидании торговку, таким же шепотом сообщил:
— В Зимени. Только я, кажется, того…
— Ага. И я тоже.
— Вы меня извините. Я нечаянно на ходу уснул, — пробежался наш герой глазами по пестрому ряду перегнувшихся через столы товарок «пострадавшей», а потом вернулся к ней самой. И даже попытался изобразить покаянную улыбку. Но, толи улыбка вышла кривой, толи у тетки к такого рода «аргументам» профиммунитет выработался:
— А чё ты мне скалишься? — зыркнув вдоль пустой улицы, применила она встречные «аргументы». — Плати, давай или я сейчас стражу городскую кликну! Нет, вы видали? — две ближние по ряду соседки, одна с пожухлой прошлогодней морковкой, другая — с шеренгой веселеньких полосатых носков, утвердительно поджали рты. — Нажрала мне тут петрушки, пока я корзину вытрясала, аж на три меденя!
