— Хорошо, если хвалят, — к удивлению Морозова почти равнодушно проронила она. — Присядем или пройдемся?
— Пройдемся. Насиделся.
Андреева взяла Савву под руку, и они неспешно пошли по бульвару. Схваченные первым ранним морозцем почерневшие листья похрустывали под ногами.
— А насчет газет — вы не правы, — сказал Морозов. — Я не газеты не люблю, а цинизм некоторых писак, которые не о деле, а о себе пишут, чтобы замеченными быть. А ведь цинизм-то свой показывать — глупо. Цинизм человека с головой выдает.
— Да ведь, думается мне, циники — часто люди очень умные, и таковыми именно от ума становятся. Нет? — Андреева приподняла меховой воротник пальто.
— Холодно?
— Нет. Просто с поднятым воротником поуютнее.
— Наличие большого ума, Марья Федоровна, не всегда сопровождается наличием большого таланта. По мне, циники — это как раз те, у кого достаточно ума понять, что талантом их Господь не наградил — потому и маются, цинизмом своим прикрываются, да людей талантливых и дела их словесной грязью поливают. Им так легче живется. Так что, как циника встретите, Марья Федоровна, сразу слова мои припомните и пожалейте его бедолагу. Он на вас — грязь, а вы его жалейте, потому что у вас талант есть, а у него — один цинизм. Что-то у вас под глазами тени легли? — заглянул он в лицо Андреевой. — Неможется? Или опять ваши политические дела?
— Дела, дела… — задумчиво сказала та. — Мне, Савва Тимофеевич, снова нужна ваша помощь.
— Опять спасаем кого-нибудь? — добродушно усмехнулся он, накрыв ладонью ее руку у себя на локте.
— Во-первых, — сделала Андреева вид, что не заметила иронии в его словах, — надо бы наладить регулярное пожертвование политическому Красному Кресту на устройство побегов из ссылки, на закупку литературы для местных партийных организаций и в помощь отдельным лицам.
Савва приостановился, достал из портсигара папиросу и, прикрывая зажженную спичку ладонями, начал прикуривать.
— Во — вторых, — покосилась она на Морозова, сосредоточившегося на попытках встать спиной к ветру так, чтобы спичка не погасла. — Да вы слышите ли меня?
— Слышу, слышу, — затянулся он папиросой. — Жду «во-вторых».
— Савва! Ты ведь понимаешь… — перешла она на «ты», обеспокоенная недостаточным вниманием к теме, как делала всегда, когда хотела напомнить об особом характере их отношений, либо важности и конфиденциальности вопроса. Эти перескакивания от «ты» к «вы» и наоборот были некой игрой, когда, делая шаг вперед, она оставляла возможность отойти назад и восстановить дистанцию. Сейчас нужен был шаг вперед.
