— А много у тебя их было?
— Резали часто, но обычно я просто оставляла их кровоточить. Полагаю, никто не спешил делать мне перевязку.
— Грустная история.
— О, могу их весь день рассказывать… — Она нахмурилась, глядя на реку. — Что там?
К ним медленно плыло мертвое дерево, замедлилось на мелководье, затем продрейфовало дальше; клубки покрытой пеной травы застряли в его ветвях. Что-то скрывалось на его стволе. Кто-то, сзади тащились конечности. Шай сбросила одеяло и поспешила на берег, скользнула в воду, холод снова схватил ее ноги и заставил дрожать. Она с трудом дошла и схватилась за ветку, вздрогнув, когда боль пронзила все суставы ее правой руки и ребра, пришлось барахтаться, чтобы схватиться левой.
Это был молодой мужчина. Голова его повернулась так, что она не могла видеть лицо, только копну черных волос. Мокрая рубашка задралась, показывая коричневую талию.
— Забавная рыбка, — сказала Корлин, глядя с берега и уперев руки в бока.
— Не хочешь отложить шутки до того времени, пока не поможешь вытащить его на берег?
— Кто он?
— Император ебаных гурков! Откуда мне знать?
— В точности, о чем я говорю.
— Может, получится спросить его, когда вытащим?
— Возможно будет уже поздно.
— Когда его смоет в море — вот тогда точно будет поздно!
Корлин кисло всосала воздух через зубы, потом шагнула с берега в реку.
— Если он окажется убийцей, это будет на твоей совести.
— Не сомневаюсь, что будет. — Вместе они тяжело втащили дерево и его человеческий груз на берег, сломанные ветки оставляли на гальке борозды. Они стояли, промокшие, живот Шай неприятно касался мокрой рубашки с каждым вдохом.
— Ладно. — Корлин потянулась, чтобы ухватить человека под руки. — Держи нож наготове.
— Мой нож всегда наготове, — сказала Шай.
Ворча и глубоко дыша, Корлин перевернула его на спину, одна нога плюхнулась следом.
— Есть идеи, как выглядит император гурков?
— Лучше накормлен, — проворчала Шай. Он выглядел тощим, жилы на вытянутой шее, острые скулы, на одной уродливый порез.
— Лучше одет, — сказала Корлин. На нем ничего не было, кроме порванных тряпок, в которые он был замотан, и одного ботинка. — И еще постарше. — Ему не могло быть сильно за тридцать, короткая черная борода на щеках, седые пряди в волосах.
— Менее… искренний, — сказала Шай. Это было лучшее слово из тех, что она могла придумать об этом лице. Он выглядел почти умиротворенным, несмотря на порез. Словно только что закрыл глаза, чтобы минуту пофилософствовать.
