— Я… Иозив Лестек. — Королевский рокот из этой иссохшей головы производил впечатление, властный, глубокий и смачный, как сливовый соус. — Полагаю, это имя вам знакомо.
— Извините, мы не часто ходим в театр, — сказал Ламб.
— Что ведет вас в Далекую Страну? — спросила Шай.
— Я был вынужден отказаться от роли в Доме Драмы Адуи по причине болезни. Труппа, конечно, сокрушалась от этой потери, сильно сокрушалась, но я полностью восстановился.
— Это хорошо. — Страшно было представить его до восстановления. Сейчас он выглядел, как труп, поднятый колдовством.
— Я еду в Криз, чтобы принять ведущее участие в культурной феерии!
— Культурной? — Шай приподняла поля шляпы, чтобы взглянуть на пустую местность впереди — серую траву, больной кустарник и опаленные бока печеных коричневых булыжников — без признаков жизни, кроме пары не теряющих надежды ястребов, кружащих в высоте. — Там?
— Даже ничтожнейшие сердца жаждут отблесков возвышенного, — сообщил он.
— Поверю вам на слово, — сказал Ламб.
Лестек улыбался краснеющему горизонту, прижав к груди бледную, почти прозрачную руку. У нее было чувство, что он был одним из тех, кому не нужны два человека для беседы.
— Мое величайшее представление еще впереди, вот что я точно знаю.
— Есть чего предвкушать, — пробормотала Шай, поворачивая лошадь.
Дюжина или около того сулджуков наблюдали за обменом, толпясь вокруг выглядевшего прогнившим фургона. Они не разговаривали на общем, а Шай едва могла узнать и понять отдельное слово, так что она просто кивнула им, подъехав, они кивнули в ответ, приятно непостижимые друг другу.
Ашжид был гуркским священником, желающим стать первым, кто принесет слово Пророка к западу от Криза. Или точнее вторым, поскольку человек по имени Октаади сдался после трех месяцев в тех местах, и духи содрали с него кожу на пути назад. Ашжид предпринял неплохую попытку распространения слова Пророка в Сообществе посредством ежедневных благословений, хотя покамест его новообращенным был лишь забавный недоумок, ответственный за сбор питьевой воды. У него не было для них информации за пределами толкования писаний, но он попросил Бога благоприятствовать их поискам, и Шай поблагодарила его за это. Благословения выглядели для нее лучше, чем проклятья.
Священник представил сурово выглядящего типа на аккуратном фургоне как Савиана, человека, с которым лучше не шутить. У него были длинный меч на боку, выглядящий так, будто он повидал немало боёв, и лицо с коротко стриженными седыми волосами, выглядящее так, будто повидало боев еще больше, и глаза, суженные до щелок в тени низко надвинутой шляпы.
