— Или о Греге Кантлиссе. — Ламб нахмурился, сказав это имя.
— Хорошо, — сказал Свит. — Хотя, ты поосторожней, слышишь?
— Я могу о себе позаботиться, — сказала Шай.
Обветренное лицо старого скаута сморщилось, когда он улыбнулся.
— Я волновался за остальных.
Ближайший фургон принадлежал человеку по имени Джентили, древнему стирийцу с четырьмя кузенами, которых он звал мальчиками, хотя они были не намного его моложе, и на вид между ними не было ничего общего. Он был упрямо настроен на выкапывание новой жизни из гор и, должно быть, был оптимистом, раз он с трудом мог стоять на сухом месте, не говоря уже о стоянии по пояс в ледяном потоке. Он не слышал об украденных детях. Она не была уверена, что он слышал вопросы. В качестве прощального слова, он попросил Шай, если он ей нравится, разделить с ним его новую жизнь в качестве его пятой жены. Она вежливо отказалась.
Лорда Ингелстада, очевидно, преследовали неудачи. Когда он использовал это слово, леди Ингелстад — женщина, не рожденная для трудностей, но, несмотря на это, решительно настроенная растоптать их, — сердито смотрела на него, словно ее преследовали все его неудачи плюс еще одна, и это был выбор мужа. По мнению Шай, его неудачи пахли как кости и долги, но так как ее курс по жизни вряд ли можно было назвать ровным, она подумала, что ей стоит поумерить критику и оставить неудачи в покое. О бандитах, среди прочего крадущих детей, он совершенно ничего не знал. В качестве прощального слова он пригласил ее и Ламба сыграть вечером в карты. Он пообещал, что ставки будут маленькими, хотя по опыту Шай, они всегда начинаются с малого, и им не нужно расти слишком высоко, чтобы у всех начались неприятности. Она вежливо отклонила и это, намекнув, что человек, потерпевший столько неудач, не должен стремиться привлечь новые. Он намек благодушно понял, покраснев, и предложил то же самое Джентили и мальчикам. Леди Ингелстад выглядела так, будто загрызла бы большинство из них, прежде чем увидела протянутую руку.
Следующий фургон был, должно быть, самым большим в Сообществе, со стеклянным окном и надписью «Знаменитый Иозив Лестек», написанной на боку уже облезающей пурпурной краской. По мнению Шай, если человек столь знаменит, ему не нужно писать свое имя на фургоне, но раз ее слава была связана лишь с плакатами об ее розыске, она едва ли считала себя экспертом.
Правил парень с всклокоченными волосами, и рядом с ним сидел, качаясь, большой человек — старый, сухопарый, бесцветный, закутанный в изношенное одеяло духов. Он оживился при возможности похвастать, когда Шай и Ламб подъехали.
