В самом деле, укреплений было мало. Раньше город окружал забор из необструганных бревен, но он был частично снесен, чтобы дать городу расти. Крыша деревянной сторожевой башни была покрыта мхом, и кто-то прикрепил веревку для сушки белья к одной из ее опор. Духов давно выбили из этой страны, и горожане, очевидно, не ожидали угрозы. Скоро они осознают ошибку.
Взгляд Джубаира скользнул по Сафину.
— Я устал от твоего брюзжания. Подавай сигнал.
У скаута в глазах было нежелание и горечь, но он подчинился, хватая зеркало, и двинулся к краю леса, чтобы подать сигнал Коске и остальным. Это было нормально для него. Если бы он не подчинился, Джубаир бы скорее всего убил его и был бы прав.
Он закинул голову и улыбнулся голубому небу сквозь черные ветви, черные листья. Он мог делать что угодно и был бы прав, потому что он сделал себя усердной марионеткой замысла Бога и, поступая так, освобождал себя. Один он свободен, окруженный рабами. Он был достойнейшим в Близкой Стране. Достойнейшим в Земном Круге. Он не испытывал страха: Бог был с ним.
Бог был везде, всегда.
Как может быть иначе?
Проверив, что его не видно, Брачио вытянул медальон из рубашки и открыл. Два крошечных портрета настолько выцвели и покрылись пузырями, что никто иной не увидел бы ничего, кроме грязи, но Брачио знал их. Он нежно потрогал пальцами эти лица, и в его мыслях они были там, где он их оставил слишком давно — приятные, совершенные и улыбающиеся.
— Не волнуйтесь, детки, — проворковал он им. — Я скоро вернусь.
Мужчина должен выбрать, что важно, и оставить все прочее псам. Беспокойся обо всем, и не сделаешь вовсе ничего хорошего. Он был единственным человеком в Компании со здравым смыслом. Димбик был самовлюбленным глупцом. Джубаир и рассудок были совершенно не знакомы друг другу. При всей свой ловкости и хитрости Коска был мечтателем — это дерьмо с биографом было тому доказательством.
Брачио был достойнейшим из них, поскольку он знал себе цену. Ни возвышенных идеалов, ни великих иллюзий. Он был здравомыслящим человеком, со здравыми амбициями, делал то, что был должен, и был доволен. Его дочери были единственным, что для него имело значение. Новые платья, хорошая еда, хорошее пособие и хорошая жизнь. Лучшая жизнь, чем, черт возьми, прожил он…
— Капитан Брачио! — пронзительный крик Коски, громче обычного, вернул его в настоящее. — Сигнал!
Брачио со стуком захлопнул медальон, вытер влажный глаз тыльной стороной кулака и расправил ремень, на котором висели его ножи. Коска засунул одну ногу в стремя и подпрыгивал — раз, два, три, — прежде чем снова принялся тянуть позолоченную луку седла. Его выпученные глаза поравнялись с ней, и он застыл.
