Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами | страница 81



Одна лишь дочь Прасковья Федоровна прожила свой век безмятежно и счастливо. Она вышла замуж за высокопоставленного чиновника В. С. Перфильева, будущего московского гражданского губернатора и камергера двора. С этой семьей был очень близок Лев Толстой, называл их ласково: Васинька да Полинька. Некоторые черты образа Стивы Облонского из романа «Анна Каренина» напоминают характер и привычки Перфильева. После прочтения сцены в доме Облонских за утренним кофе Перфильев шутливо выговаривал автору:

— Ну, Левочка, целого калача с маслом я никогда не съедал. Это ты на меня уж наклепал!..

Дочь до конца своих дней защищала память отца, писала критические замечания на многочисленные «воспоминания» о нем. Правды не отрицала, а напраслину опровергала. И всегда держала в доме ручную обезьянку.

…И все-таки прозвище Ф. И. Толстого — Американец — противоречит его судьбе. В любой части света можно встретить человека авантюрного склада, известного дерзкими выходками. Но если он, нагрешив, начинает каяться, знайте, это истинно русский человек.

«Милая, добрая Бэла!..»

«Послушай, милая, добрая Бэла! — говорил он ей. — Ты видишь, как я тебя люблю…»

М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»

В раннем стихотворении «Черкешенка» Лермонтов набросал модный в ту пору романтический, условный образ кавказской красавицы:

Но там, где Терек протекает,
Черкешенку я увидал, —
Взор девы сердце приковал;
И мысль невольно улетает
Бродить средь милых, дальных скал.

А вот образ Бэлы из «Героя нашего времени» настолько живой, жизненный, что не покидает ощущение: Лермонтов встречался с настоящей «кавказской пленницей».

…Воспоминание раннего детства мучило ее всю жизнь. Ее звали Сатаней. Однажды в их ауле началась стрельба, загорелись сакли. Она с бабушкой и сестрой побежала к лесу. Бабушка упала, сестра куда-то исчезла. А ее подхватил и посадил перед собой на коня бородатый казак.

Так Сатаней оказалась в станице Белореченской, в семье казака, где воспитывалась наравне с его детьми. Семилетняя девочка быстро выучилась говорить по-русски. Ее крестили, и стала она Екатериной.

Однажды к хате подошел офицер.

— Здравствуйте, ваше благородие, — приветливо поздоровалась Катя.

— Отец твой дома? — спросил гость.

— Дома, сейчас позову. Батя, батя!..

Офицер долго о чем-то говорил с хозяином. Приходил потом много раз…

Офицера звали Григорий Иванович Нечволодов. Некоторое время назад он был разжалован в рядовые и сослан на Кавказ. Ему уже было под сорок, а он лишь недавно вернул себе офицерские эполеты. Судьба Нечволодова похожа на героико-авантюрный роман. Четырнадцатилетним недорослем он увязался за родным дядей, суворовским ветераном, а через четыре года и сам участвовал в итальянском походе, переходил через Альпы и Чертов мост, не раз сам Суворов благодарил безусого храбреца. Окончил он кампанию майором, с наградами исключительными для его чина и возраста. Но… Григорий Иванович дрался на дуэли со смертельным исходом, его противник был слишком знатен, чтобы дело было замято. Нечволодова лишили чинов, орденов и сослали в далекий городишко Колу. Он не вынес скуки и бежал в Англию. Жить было не на что, и Григорий Иванович завербовался волонтером в колониальные войска. Тут о нем прослышал русский посланник С. Р. Воронцов, пообещал заступиться и уговорил вернуться в Россию. Император Александр действительно помиловал Нечволодова, но орденов не вернул, их пришлось заслуживать сызнова.