Юный техник, 2010 № 12 | страница 24



Во тьме есть много кого еще. Есть ночные копуши, есть ревуны и выползни. И конечно, есть хищники. Эти нас редко трогают. Все оттого, что мы любим подраться.

Ну и из-за запаха, конечно, тоже.

Почти всю жизнь мы находимся в полусне: сидим, моргаем, ждем, не покажется ли свет. Свет — это когда без рук знаешь все, что вокруг делается. И куда нужно идти, тоже знаешь. Никакой хищник не подстережет тебя, потому что тебе его видно.

Те, кто побоязливей, очень верят в свет. Изо всех сил стараются разглядеть его, чтоб добежать первыми и захватить излучатель.

Но я не из таких. Мне больше нравится соединять все воедино, ну, там, камни всякие, ветки… А про свет так скажу: и без него жить можно. Ведь живем! Скучно только. Сидишь, бывает, вокруг — все свои, а тебе все равно одиноко.

Говорят, раньше здесь, где сидим, тоже был свет. Но что-то с ним стало. Исчез. Потому и сидим.

Все началось с того, что я нашел срез. Прохаживался — и вот, пожалуйста, нашел. Обычный кусок болотного железа, только гладкий очень. Если хорошенько поискать вокруг, и не такое найти можно. Но обычно никто не ищет. Только некоторые. Вроде меня.

Сразу скажу: я безразличен ко всем этим смертоносным штукам. Два кулака — вот оружие, к которому привык с детства и не соглашусь променять ни на что.

Тут дело в другом. Беру в руку — и чувствую: ОНО.

Толком и не объяснишь. Простота и вес — вот все, что ценю. А тут и то и другое. И чую: как-то странно он на мне сказывается, срез этот. Хочется тут же найти ему употребление, да только где ж его искать-то? Может, просто кого-нибудь стукнуть? Такой штукой запросто можно пробить голову.

Признаться, я удивился и даже испугался таких мыслей, ведь я никогда не был злым и редко кого бил без повода. Я — к старосте.

Тот взвесил на ладони мой срез, подумал чуток.

— Опять, — говорит, — прохаживался?

— Было дело…

— Брось. Хватит уже.

— Прохаживаться?

— С осколками возиться брось, — говорит. — И прохаживаться довольно. Вон, свет лучше высматривай.

Как другие.

— А зачем? — спрашиваю.

— Что — зачем? Вечную сытость обрести не хочешь?!

Я пожал плечами и ушел. Староста всегда чего-то недоговаривает, а потом злится. А что мне этот их свет высматривать? Что я с их вечной сытостью делать буду?

Тот срез я так и не выкинул. Схоронил.

А вскоре появился свет, и все словно с ума посходили.

Тогда-то я и узнал, что мы дружные, только когда сонные.

Все в мире имеет размеры и очертания. Я совсем не так все представлял. Не думал, что все такое отчетливое.