Мара, откровенно скучая, по просьбе Найджела показала ему все помещение. Найджел выглянул из окна ее спальни — именно она видела, как Ситоны ходили по двору во время грозы. Он отметил, что эта комната больше других удалена от лестницы, ближе остальных спальня самого Торренса, а посредине второго этажа находилась свободная комната, похожая на склад.
Они вернулись в мастерскую. Пока Мара готовила кофе, Найджел изучал картины, низко развешанные на стенах, вдоль которых были сложены холсты. Реннел Торренс, безусловно, плодовитый художник. Признаки гениальности, однако, были не столь очевидны. В своей живописи он обращался к романтическим темам, воплощая их напыщенно, претенциозно и небрежно. «Он хочет предстать пророком, — думал Найджел, — но его видения надуманны и выглядят как жалкие попытки раздуть скромный талант до масштабов величия». Все картины казались однообразной серией незаконченных этюдов к еще не начатому шедевру.
Найджел повернулся к столу, заставленному грязными стаканами и красками вперемешку со старыми журналами. Один из них раскрыт на странице с фотографией Ситонов и Торренсов перед домом в Плэш Медоу.
«Творческое согласие, — прочитал Найджел. — Известный поэт Роберт Ситон с семьей перед своим старым прекрасным домом в Ферри Лэйси. Миссис Ситон принадлежит к роду Лэйси, которые владели здешним поместьем с незапамятных времен. Рядом — художник Реннел Торренс и его очаровательная дочь. Торренсы живут в Плэш Медоу, рядом, в старом амбаре, перестроенном для них мистером и миссис Ситон в удобную мастерскую».
Журнал был датирован июлем прошлого года. Найджел отложил его и перешел к другому столу, около кресла художника. На столе лежал круглый предмет, накрытый Материей. Найджел снял ее. У него перехватило дыхание — голова! Вылепленная из глины. Голова Роберта Ситона. Рядом с ней любой холст из находившихся в мастерской казался третьесортным. В скульптурном портрете была удивительная жизненная сила и энергия. Но поразительное дело: лицо поэта искажено гримасой злорадства и непристойности. Каждая черта была легко узнаваема, почти фотографически точна, в целом же получилось воплощение порока. Это было лицо дьявола, наслаждающегося своей отверженностью.
— Ну и ну! — пробормотал Найджел, накрывая голову материей.
— Как вы смеете! — От двери послышался негодующий голос Мары Торренс. Она резко поставила поднос с кофе на стол и бросилась между Найджелом и глиняной головой, будто защищая ее. — Как вы смеете без разрешения пялиться на мою работу!
