Володька дома старается, нагоняет, что не доел, а я в гимназии — наверстываю, что не дошалила. Не знаю отчего, но, по-моему, теперь в гимназии как-то особенно весело стало. И на улице теперь весело, солнышко, светло, жаль только, что каток тю-тю.
В классе у нас с некоторых пор новая мода завелась, это пока я не ходила, потому сперва про нее ничего и не знала. Сижу я себе как ни в чем не бывало, чувствую, сзади что-то с моими волосами мудрят. Ну, думаю, пусть себе. Потрогали, потрогали и успокоились, a я и вовсе не беспокоюсь.
Вдруг Сахарова мне шепчет:
— Муся, ленту из косы потеряешь!
Я быстро так — цап за косу, я ведь все скоро делаю, тихо да осторожно не умею. Дернула косюлю, a кончики — ляп меня по щеке, да и кругом брызги полетели. Мокро. Фи! Это, изволите ли видеть, они мою косу в чернильнице купали; пока я смирно сидела, та чернил-то вдоволь и напилась. Вот если бы косюля моя действительно «кверху» росла, со мной такой каверзы не приключилось бы. А тут она как раз до глубины чернильницы и дотянулась. Ну понятно, сейчас бегом в умывальную оттираться и отмачиваться.
Но на географии вчера у нас штука вышла — всем штукам штука.
Наступает уже конец четвертой четверти, у всех почти отметки есть. По географии всего семь человек не спрошено, между прочим, Пыльнева, та, что на Законе Божьем «Эй, вы, голубчики» покрикивала. День себе идет как идет. Последний урок — география. Швейцар как всегда тащит карту на доску вешать. Вдруг слышу толос Пыльневой:
— Карта-то к чему?
— Как к чему? — говорят ей. — Потому что география.
— Какая там география — рисование.
— Да что ты, с ума сошла? Всегда в пятницу последний урок — география.
— Боже мой! Ведь правда пятница, a я думала четверг и рисование. Господи, что же я делать-то теперь буду? Ведь непременно вызовет, у меня же нет балла, a я не учила.
Чуть не плачет, да и понятно — какие тут шутки: Терракотке «пятерку», a то и единицу поставить — как хлеба с маслом съесть.
— Слушайте, господа, если меня вызовут, ради Бога, скажите, что меня нет.
— Что ж ты думаешь, Елена Петровна слепая, что ли, что тебя не увидит?
— Да ведь я далеко, на самой последней скамейке.
Вдруг она что-то сообразила и сразу повеселела.
— Евгении Васильевны не будет на уроке?
Кто говорит «да», кто «нет».
— Если уйдет, все пройдет благополучно. Только, ради самого Бога, скажите, что меня нет; a меня и правда не будет.
— Что ж ты, сквозь землю провалишься, или шапку-невидимку наденешь?
